— Семья моего первого мужа владела магазином, — улыбнулась Сара. — Рабов они не держали.

— А почему люди вообще хотят быть рабами? — удивился Шаман.

— Да никто не хочет, — ответил сыну Роб Джей. — Они просто несчастные люди, оказавшиеся в тяжелой ситуации.

Джей сделал глоток колодезной воды и поджал губы.

— Понимаешь, Шаман, просто так сложилась ситуация, и на Юге она сложилась уже лет двести тому назад. Есть радикалы, которые пишут, что черных нужно освободить. Но если бы такой штат, как Южная Каролина, отпустил бы всех, как бы они жили? Сейчас они работают на белых, и белые о них заботятся. Несколько лет назад у кузена Лилиан, Иуды Бенджамина, было сто сорок рабов на сахарной плантации в Луизиане. И он заботился о них, по-настоящему заботился. У моего отца в Чарльстоне есть два домашних негра. Они принадлежат ему столько, сколько я себя помню. И он так по-доброму к ним относится, что я уверен: они не оставили бы его, даже если бы их гнали прочь.

— Вот именно, — поддержала его Сара. Роб Джей открыл было рот, но снова закрыл его и передал Рэйчел горох и морковь. Сара вышла на кухню и вернулась с гигантским картофельным пудингом, испеченным по рецепту Лилиан Гайгер. Джей простонал, что в него уже не лезет, но не сдержался и передал свою тарелку.

Гайгеры повели детей домой. Джей звал присоединиться к ним, чтобы вместе сыграть трио, но Роб сказал, что устал.

На самом деле ему просто не хотелось ни с кем общаться. На него неожиданно накатило раздражение, и, чтобы поднять себе настроение, он пошел к реке, подышать свежим воздухом. У могилы Маквы он заметил сорняки и яростно повыдергивал их из земли, все до последнего.

Он понял, почему выражение на лице Джорджа Клайберна показалось ему знакомым. Точно такое выражение он видел на лице Эндрю Герульда, когда тот в первый раз попросил Роба написать призыв к выступлению против английских властей и получил отказ. На лицах обоих мужчин проявилась целая гамма чувств: фатализм, упрямство и тревожное понимание того, что они поставили себя в зависимость от его нрава и способности хранить молчание.

34

Возвращение

Утром над рекой висел густой, словно пар, предрассветный туман, зацепившийся за полоску леса. Шаман вышел из дома и, обойдя надворную постройку, пошел помочиться в быстрый поток. Сквозь верхние границы тумана пробивался свет оранжевого диска, заставляя нижние слои ослепительно сиять. Мир был юн, и прохладен, и хорошо пах, и та часть реки и леса, которые он видел, соответствовала постоянной тишине у него в ушах. Если сегодня кто-то собирается ловить рыбу, подумал Шаман, то лучше это сделать пораньше.

Мальчик отвернулся от реки. По пути к дому была могила. Когда сквозь клочья тумана он разглядел там какую-то фигуру, то не почувствовал страха: в нем боролись недоверие и ошеломляющее, захлестывающее, сладчайшее счастье и признательность. «Дух, я вызываю тебя сегодня. Дух, я говорю с тобой сейчас».

— Маква! — радостно закричал он и бросился к ней.

— Шаман?

Когда он подбежал, то первым сокрушительным разочарованием стал тот факт, что это не Маква.

— Луна? — произнес он с вопросительной интонацией: она так плохо выглядела, что была сама на себя не похожа. На Луне было старое и грязное синее платье, порванное на правом плече, и туфли, как у белых.

Только теперь он увидел позади Луны двух мужчин. Первый, Каменный Пес, некогда работавший на Джея Гайгера, был раздет до пояса и носил штаны из оленьей кожи. Второго индейца он не знал. Незнакомец был одет в домотканые штаны и рваную рубаху. Оба мужчины были обуты в мокасины. В руках они держали знакомые Шаману предметы — головку сыра, копченый окорок, сырую баранью ногу, — и он понял, что они залезли в кладовку.

— Виски есть? — спросил Каменный Пес, двигаясь к дому, и Луна что-то резко произнесла на языке сауков и тяжело осела на землю.

— Луна, что с тобой? — спросил Шаман.

— Шаман. Такой большой. — Она удивленно смотрела на него. Он опустился рядом с ней на колени.

— Где ты была? Другие тоже пришли?

— Нет… другие в Канзасе. В резервации. Оставила там детей, но… — Она закрыла глаза.

— Я позову отца, — сказал он, и глаза открылись.

— Они причинили нам столько зла, Шаман, — прошептала она. Ее пальцы вцепились в его ладонь и не отпускали.

Шаман почувствовал, как что-то отделилось от ее тела и проникло в его ум. Словно к нему вернулся слух, и грянул гром, и он понял — непонятно как, но понял, — что с ней произойдет. В руках возникло покалывание. Он открыл рот, но не смог закричать, не смог предупредить ее. Он окаменел от страха, которого раньше никогда не испытывал, более сильного, чем ужас перед возвращением глухоты, намного хуже, чем все, что он испытал в своей жизни.

Наконец он смог разжать ее пальцы.

Он помчался к дому так, как будто это был его единственный шанс.

— Папа! — завопил он.

К тому, что его будят из-за срочного случая, Роб Джей уже привык, но из-за истерики сына ушло несколько минут на то, чтобы понять, в чем дело. Шаман не переставая лепетал, что Луна вернулась и что она умирает. Когда родители сумели убедить сына смотреть на их губы, чтобы задать ему вопросы, то наконец поняли, что Луна действительно вернулась и что она очень больна и лежит на земле у реки. Они выскочили из дома.

Туман быстро поднимался. Видимость улучшилась, и у них не возникло никаких сомнений: больше у реки никого не было. Родители потребовали, чтобы Шаман снова им все рассказал, в подробностях; и это повторилось несколько раз. Он настаивал, что действительно встретил Луну, и Каменного Пса, и еще одного саука. Он описал, что на них было надето, что они говорили, как выглядели.

Услышав о том, что было в руках у индейцев, Сара поспешно ушла, а когда возвратилась, ее лицо было искажено гневом: кладовку взломали и некоторые продукты, которые достались им с таким трудом, отсутствовали.

— Роберт Коул, — сердито спросила мать, — может, ты сам взял всю эту еду, из баловства, и выдумал историю о возвращении сауков?

Роб Джей прошел сначала вверх по течению, затем вниз, выкрикивая имя Луны, но ответа не получил. Шаман горько рыдал.

— Она умирает, папа.

— Да откуда тебе знать?

— Она взяла меня за руки… — Мальчик задрожал.

Роб Джей посмотрел на сына и вздохнул. Затем кивнул, подошел к Шаману, обнял его и крепко прижал к себе.

— He пугайся. Ты не виноват в том, что произошло с Луной. Я поговорю с тобой об этом и попытаюсь объяснить. Но прежде всего, думаю, я должен постараться найти ее, — заключил он.

Он оседлал лошадь и пустился на поиски. Все утро бродил по краю густого леса на берегу реки, потому что, если бы он сам сбежал и хотел бы спрятаться, то пошел бы именно в лес. Сначала он двинулся на север, к Висконсину, а затем вернулся и направился на юг. Время от времени он звал Луну по имени, но ответа так ни разу и не получил.