– Как хорошо, что у тебя в холодильнике всегда есть шампанское. Я всегда считала, что это очень в твоем стиле.

– Правда? – Я так поражена, что тут же забыла о выходке Иззи. Я-то думала, что мама считает шампанское развратом. В ее холодильнике тоже стоят бутылки – исключительно с соусом и кетчупом. Я снова удивляюсь, увидев, как она ловко открывает шампанское и разливает в бокалы, не пролив не капли. Мне никогда не приходилось видеть, как мама открывает шампанское.

– Как ты считаешь, Иззи права? – Мне хочется знать, что делать, но я не выдержу еще один откровенный разговор.

– Да, – отвечает мама, не поднимая глаз от шампанского.

– Ясно. – Мы обе молча смотрим, как шипят и оседают пузырьки, и я думаю, останутся ли у меня после всего этого друзья.

– За что пьем? – с тревогой спрашиваю я.

– Давай решим. Мы можем поднять бокалы за твою помолвку, но как это переживет Джош? Бедный мальчик.

Я смотрю на свои туфли.

– Если бы можно было отыграть все назад.

– Это невозможно. – И словно в подтверждение ее правоты на кухне становится совсем тихо, слышно только тиканье часов. Потом она добавляет мягче: – А знаешь, я тобой горжусь.

– Гордишься мной? – Я не верю своим ушам.

– Да. Ты выздоровела. Ты не позволила своему отцу поломать тебе жизнь.

– Как твою, ты хочешь сказать, – хмуро ворчу я. Не хочу, чтобы мне сейчас напоминали об отце. Все давно ясно, и я помню, как мама столько раз жаловалась и ругала его. Я получила четкую установку на уровне подсознания: мужики – сволочи.

Не все, напомнила я самой себе.

Ожидая приступа горького разочарования и маминой ярости, я стараюсь сохранить эту мысль, прикрываясь ею как щитом: не все.

– Он не разрушил мою жизнь, дорогая. У меня все хорошо. Нам с Бобом очень хорошо вместе.

– С Бобом? – Я удивлена. У них, конечно же, ничего не складывается. Иначе почему я ничего не знаю? Если только ей так больше нравится.

– Да, с Бобом. – Она улыбается и молчит. Слава богу. Сюрпризов и потрясений последних суток мне бы хватило на целую жизнь. Я узнала, что могу любить. Я узнала, что Даррен любит меня, и сказала ему, что тоже его люблю. Я помолвлена. Снова. Я слышала, как Иззи произнесла «шла бы ты на хер», и видела, как мама открывает шампанское. И никак не могу поверить, что она занимается сексом.

– Я горжусь тем, что ты смогла отказаться от рациональности и самоконтроля ради любви. Я не знала, хватит ли тебе мужества это сделать. Думала, мы с твоим отцом навсегда закрыли тебе дорогу к любви. – Она умолкает, а потом добавляет: – Молодец, Кэс! – Я подумала, что сейчас она похлопает меня по спине, но она меня обнимает. Коротко и сильно – не тем широким жестом, которым прижимают к груди в кино, да у мамы и нет такой большой груди.

Это лучшее объятие в моей жизни.

Мы обнимаемся, смотрим друг на друга и улыбаемся. Я победила, я умудрилась донести яйцо в ложке до финиша. Наверное, так и есть, потому что мама сейчас – воплощенная родительская гордость.

– Иззи, – вздыхаю я.

– Не очень-то волнуйся насчет Иззи, она скоро отойдет. Она слишком добра и постарается тебя понять, – улыбается мама. Потом добавляет тем тоном, к которому я гораздо больше привыкла: – Но не стоит забывать то, что она сказала, – все это было совершенно справедливо. Тебе нужно многое изменить, и может быть, что-то исправить уже невозможно. Не могу об этом думать.

– А теперь расскажи мне подробнее о Даррене. Когда ты меня с ним познакомишь? И не забудь подать нам это шампанское. – Она берет меня за руку и ведет в гостиную.

Мама садится на диван, а я рядом с ней. Мы забываем о времени, болтая о Даррене и, что неожиданнее, о Бобе. Я рассказываю, что мне нравится в Даррене.

– Он иногда поднимает бровь, это выглядит ужасно сексуально. И ерошит свои волосы, как мальчишка.

– Боб тоже так делает. Только у него не так много волос. Это снижает эффект. – Мы смеемся. – Может, вы с Дарреном приедете в воскресенье к нам с Бобом на чай?

Лучше сделаем по-другому.

– Можно пойти всем вместе в ресторан. Она подумала и сказала:

– А что, это мысль. Можно будет нарядиться, это ведь особый случай.

Мы с мамой на диване, моя голова лежит у нее на коленях, она гладит меня по волосам, проводит по голове пальцами. У меня есть Даррен. И есть мама. Я защищена и любима, как маленький ребенок.

Дзи-и-и-и-инь.

– Интересно, кого там черт несет, – ворчу я, раздраженная тем, что нашу семейную идиллию так грубо нарушили.

Дзи-и-и-и-инь.

– Ты кого-нибудь ждешь? – спрашивает мама.

– Нет. – Я подхожу к интеркому, но не успеваю нажать кнопку, как дверь открывается и в квартиру врывается Иззи. У нее в руках ключи, телефон и сумка, но сумку она тут же роняет, рассыпая бумажные носовые платки, деньги и косметику.

– Включай телевизор, – орет Иззи. Она все еще злится, поэтому так орет. – Скорее. «ТВ-6». – Вчера все это показалось бы необыкновенным, но теперь я тону в неожиданностях. И включаю телевизор.

Слышатся знакомые позывные. «Секс с экс»? Но его сегодня нет. Иззи шикает на меня.

– Здравствуйте. Большое спасибо и добро пожаловать, – говорит Кэти Хант, выбегая на сцену. Ее грудь колышется, а чтобы облегчить работу камеры крупного плана, блузка у нее расстегнута немного больше, чем нужно. – Итак, леди и джентльмены, у нас есть для вас кое-что интересное! – И она дерзко подмигивает именно так, как я ее учила.

Иззи дает мне стакан джина с тоником, и я беру, как послушная девочка. Маме она налила херес.

– Сегодня в главной роли выступит хорошо всем знакомая Джокаста Перри, «голос поколения». До ее свадьбы осталось несколько дней, и мы хотим проверить, готова ли она сказать ему «с этого дня и навсегда», или же «с этой ночи и навсегда» для нее начнется новая жизнь. – Публика ахает. – Нашей звезде предложили появиться в шоу, но она отказалась, и мы встречаем ее жениха Джошуа Диксона. Продолжительные аплодисменты, леди и джентльмены!

– Джош!

Стакан джина с тоником выскальзывает из моих рук и падает на пол, стекло взребезги, а джин плещет во все стороны. Но никто не пытается вытереть лужу. Мы застыли, мы неподвижны.

– Джош – ничего, если я буду звать вас Джошем? – мурлычет Кэти. Джош кивает, он всегда и всех очаровывает. – Не могли бы вы немного рассказать нам о себе и своих отношениях с невестой, Джокастой Перри. Расскажите, почему вы сегодня здесь.

– Мы с Кэс знаем друг друга с детства.

– Ах-х-х, – хором произносят зрители по сигналу режиссера, держащего большой плакат с надписью «Как мило». У нас есть еще другие плакаты со словами «Осуждение» и «Негодование». Это придумал Бейл.