Девушки все просто сногсшибательно хороши.

На этот вызов Хейли отобрала лучших.

Сдержанные, прелестные, изысканные дамы, в них и намека нет на их профессию. Элегантно одетые, безупречно причесанные, с идеальными манерами. Мужчины пыжились от гордости, входя в зал. А девушки — нет, они принимали восхищение как нечто само собой разумеющееся. Даже никак не показали, что заметили его.

Подобострастный, как и положено, метрдотель сопровождает их в отдельный зал в глубине ресторана.

Посетители провожают их глазами.

Кэллан не наблюдает их процессию.

Он стоит за углом на Третьей авеню, дожидается приказа начать действовать. Видит, как подъезжают лимузины, лавируя в густом потоке праздничного часа пик, как сворачивают на Сорок шестую улицу к «Спарксу», и догадывается, что Джонни Бой, Пиккони и О'Боп прибыли на гулянку.

Он смотрит на часы.

5:30 — минута в минуту.

В зале их приветствует Скэки, каждого гангстера и его девушку по очереди. Все правильно, он хозяин, это он организовал вечеринку. Он даже (запустив украдкой глаза за вырез) целует Норе ручку.

— Рад видеть, — говорит он. Понятно теперь, почему Персик требовал именно эту для своей последней гулянки. Отпадная красотка. Они и все хороши, но эта...

Джонни Бой берет Скэки под руку.

— Сол, — зовет он, — на минутку. Хочу поблагодарить тебя за то, что ты устроил встречу. Я понимаю, тут потребовалось дипломатическое умение, нужно было уладить множество разных деталей. Если сегодня вечером достигнем результата, на какой надеемся, то, может, в Семье наступит мир.

— Только этого, Джонни, я и хочу.

— И места для себя за столом.

— Этого я не добиваюсь, — возражает Скэки. — Я просто, Джонни, люблю свою Семью. Люблю наше дело. И хочу, чтобы оно оставалось крепким, единым.

— Этого хотим и мы, Солли.

— Мне надо выйти, проверить кое-что, — говорит Скэки.

— Конечно, — соглашается Джонни Бой. — Теперь можешь позвонить, сказать королю, что он может входить. Подданные уже собрались.

— Слушай-ка, такое отношение...

Джонни Бой хохочет:

— Веселого тебе Рождества, Сол.

Они обнимаются и целуются.

— И тебе, Джонни. — Сол набрасывает на плечи пальто и идет к выходу. — А кстати, Джонни...

— Да?

— И счастливого Нового года!

Сол выходит под козырек. Погода препаршивая. Поливает ледяной дождь. Поездка обратно в Бруклин будет поганой.

Сол, достав из кармана пальто маленькую рацию, подносит к самому рту:

— Ты там?

— Угу, — отзывается Кэллан.

— Сейчас звоню боссу, чтоб приезжал. Так что время пошло.

— Все в порядке?

— Все как мы планировали. У тебя, приятель, десять минут.

Кэллан, подойдя к мусорному баку, швыряет туда коробку, сует пистолет-пулемет под куртку и шагает по Сорок шестой улице.

Под проливным дождем.

Пенясь, шампанское льется через края бокала.

Под смех и хихиканье.

— Какого черта! — восклицает Персик. — Шампанского полно!

И наполняет все бокалы.

Нора поднимает свой. Она не пьет, только чуть смачивает губы при каждом тосте. Ей нравится, как пузырьки щекочут в носу.

— Эй! Тост! — провозглашает Персик. — В жизни, конечно, есть и плохое. Но хорошего больше. Так что пускай никто не грустит в этот праздник. Жизнь прекрасна!

В этот сезон надежды, мысленно добавляет Нора.

И тут словно все дьяволы ада срываются с цепи.

Распахнув куртку, Кэллан выхватывает пистолет, передергивает затвор, целясь сквозь завесу дождя.

Первым его замечает Беллавиа. Он только, что открыл дверцу машины для мистера Калабрезе и тут увидел Кэллана. В его поросячьих глазках мелькает «А, это ты», а потом возникает тревога. Он начал было спрашивать: «Что это ты тут делаешь!», но мигом догадался и дернулся за своим пистолетом под куртку.

Но слишком поздно.

Руку ему отрывает, когда пули девятого калибра дырявят ему грудь. Беллавиа отлетает на открытую дверцу черного «Линкольн-континенталя» и оседает на тротуар.

Кэллан переводит пистолет на Калабрезе.

Глаза их на полсекунды встречаются, и Кэллан нажимает курок. Старик пошатнулся, а потом словно бы растекся лужицей, смешавшись со струями дождя.

Подойдя, Кэллан приставляет дуло к голове Беллавиа и дважды стреляет. Голова подскакивает на мокром асфальте. Кэллан приставляет дуло к виску Калабрезе и спускает курок.

Бросает пистолет, поворачивается и поспешно уходит в сторону Второй авеню.

За ним вдоль бровки тротуара бежит кровавый ручеек.

Нора слышит визг.

Дверь распахивается, стукается о стену.

Врывается метрдотель с криком: «На улице кого-то убили!» Все вскакивают, сами не понимая почему. Не зная, то ли мчаться на улицу, то ли растянуться на полу, прикрыв голову.

Тут входит Сол Скэки.

— Всем оставаться на местах, — приказывает он. — Убили босса.

Нора в недоумении. Какого такого босса? Кто это?

Раздается пронзительный вой сирен, и Нора вздрагивает, когда слышит — чпок!

Сердце у нее замирает. Пугаются все. Но это Джонни Бойон один по-прежнему сидит—открыл бутылку шампанского и наполняет себе бокал.

Машина ждет на углу.

Распахивается задняя дверца, и Кэллан влетает внутрь. Машина поворачивает к Сорок седьмой улице и едет к шоссе ФДР[74], потом дальше, к окраине. Сзади лежит приготовленная чистая одежда. Кэллан стягивает свою и влезает в новую. Все это время водитель не проронил ни слова, молча и ловко лавируя в плотном потоке машин.

Пока что, думает Кэллан, все идет по плану. Беллавиа и Калабрезе задумали, что они приезжают и видят сцену преступления: все их дружки зверски убиты. Они рыдают, скрипят зубами и причитают: «Мы ведь приехали, чтобы установить в Семье мир!»

Только на уме у Сола Скэки и всего остального клана было совсем другое.

«Займешься наркотиками — ты покойник». Но без них невозможно, потому что они означают деньги и власть. А если ты позволяешь, чтобы все деньги и власть захватили другие кланы, ты укорачиваешь свой жизненный путь. Таковы были доводы Скэки, абсолютно правильные.

И Калабрезе пришлось убрать со сцены.