Я вдруг отчетливо увидел, как будто мне показали кино: парк, кусты, торчащие вверх Ленкины ноги, задушенный хрип... Она и правда чуть не задохнулась там, когда эти твари ее накачивали...

И почему-то все это – в кровавых красках, все темно-багровое, даже варварски разорванное белое кружево...

Что это?!

Я много раз гнал от себя эти жуткие воспоминания. Они были всегда нарочито расплывчатыми и смазанными – рассудок мой берег меня, и в такие мгновения я невольно бледнел: на меня накатывала всепобеждающая волна слабости, ноги подкашивались, я был на грани потери сознания...

Но сейчас... Что это со мной?! У меня закладывает уши от ярости, перед глазами красная пелена – и я так ненавижу этот плюющий в меня гадкими фразами рот, что готов вцепиться когтями, и рвать его, рвать, РВАТЬ!!!

– Закрой рот!!! – бешено заорал я, отталкивая Филина. – Я все помню!

– Ну что ж... Вижу, ты готов, – вполне буднично констатировал Филин, отходя назад и наводя на меня камеру. – Дублей не будет. Давай, быстро и внятно. Внимание, все – из кадра. Седьмой, поехали.

– Хххыкк!

Сзади мерзко хрястнуло, ощутимо завибрировал воздух, и раздался неровный барабанящий звук, как будто что-то мелкой дробью застучало о ступени крыльца.

– Говори.

– Я обращаюсь к родственникам убитых нами джигитов, – я не узнавал свой голос, вибрирующий от ярости, он был чужим, надтреснутым и страшным – и вместе с тем удивительно четким. – Если мы нужны вам, найдите нас и убейте. Не надо никого посылать к нашим родным – вы видите, к чему это приводит.

Вот список.

Мы знаем, кто вы.

Мы знаем, где живут ваши семьи.

Если кто-то еще раз сунется к нашим родным, мы начнем убивать людей из этого списка. И будем убивать, пока не уничтожим всех вас, до последнего младенца.

Все, я сказал...

– Снято, – сказал Филин.

– Снято, – подтвердил Седьмой позади меня.

Я обернулся: Седьмой стоял с ножом в руках рядом с Янычем, который сидел на нижней ступеньке крыльца.

Мой давний враг был жив: он трясущимися руками снимал с шеи обрезанную петлю и, не отрываясь, во все глаза смотрел на висящие тела своих сподвижников.

– Получилось?

– Нормально сказал, – одобрил Филин. – Доходчиво...

– Где мой народ? – грозно крикнул Царь.

– Здесь я, батюшка…

– Не понял? – удивился Царь. – А почему я тебя не вижу?

– Да здесь я, батюшка, здесь:

В тени нефтяных вышек, красивых и могучих.

Позади новой соборной мечети, высокой и необъятной.

За плинтусом нанолаборатории, глубоко и надежно.

Под громадой очередного нацпроекта, такого масштабного и великого, что и не разглядеть тебе меня.

Правда, не знаю, какой именно «нац» – твои лукавые вельможи почему-то не могут ответить на этот вопрос, но…

– А, ну так ты есть, да? Не сдох еще?

– Да нет, батюшка, я живучий…

– Ну и слава богу. Ну и ладно. А то как-то совсем без народа – нехорошо. Неприлично как-то…

Конец 2 книги.