Премьер. – Нелепые риторические фигуры составляют самую суть политического красноречия.

– А что такое персонификация? – спросил Вахаб.

– Это когда ты представляешь что-нибудь живым, хотя в действительности оно неживое. Род анимизма. Это слово ты знаешь, невежественный мальчишка?

Вахаб улыбнулся.

– Я очень глупый и знаю очень мало слов, – ответил он.

– С древних времен мой народ молится деревьям и рекам, думая, что они могут слышать и понимать. Вы можете считать этих людей очень глупыми, вы, великий человек и Премьер– министр… но я слышал, как вы молились дождю.

– Этого не может быть!

– Я слышал, как вы говорили: «Дождик, дождик, уходи, лучше завтра приходи!» Это было, когда вы, я, Реджинальд и Гевистон Мерфи собирались на прогулку в Северной провинции.

– Это просто шутка, крошечный остаток былых суеверий! Эти слова ничего не значат.

– Тем не менее с их помощью вы хотели остановить дождь. А теперь вы хотите, чтобы прекратилось это. Может быть, вам стоит воспользоваться каким-нибудь «остатком суеверий», как вы это называете. Во всяком случае, вы должны попытаться что-нибудь сделать… Но не слушайте меня! – спохватился Вахаб. – Я всего лишь невежественный, глупый и насмешливый мальчишка.

– И очень славный, – улыбнулся Премьер-министр. – А теперь я попытаюсь заснуть.

– Вы не хотите, чтобы я остался?

– Нет, я хочу спать. Может быть, мне приснятся решения всех наших проблем.

– Да, вы очень большой любитель снов, – едко заметил Абдул Вахаб. Он поцеловал кончики пальцев и прикрыл ими веки хозяина. Прежде чем выйти из спальни, Вахаб молча потушил свет.

В темноте лекция с диапозитивами возобновилась.

– А здесь, – продолжал голос за кадром, – мы видим прекрасный пример, так сказать, «диетического бунта» все в том же пресловутом Мозамбике – нападение на склад риса в Човике. О результатах можете судить сами: кровь черного человека такая же красная, как и ваша. А это голод в Северной Родезии: гибнущие люди в Брокенхилле, несмолкающий плач в Кабулве-булве. И под конец, pour la bonne bouche[3], каннибализм в… угадайте где? Никогда не догадаетесь. Поэтому я вам сам скажу: в Банфе, в канадской провинции Альберта. Невероятно, не правда ли? Как видите, тушка очень маленькая, как у кролика. Это тельце мальчика. Хотя несколько приличных порций рагу получится. А одним парнишкой, которому пришлось бы голодать, будет меньше.

Глава 2

Тристрам сильно похудел, и у него отросла жесткая борода. Его давно перевели из Центра временного содержания на Франклин-роуд в мужское отделение огромного столичного Института коррекции, в Пентонвилль. Заросший Тристрам все больше «зверел»: частенько – совсем как горилла в клетке – тряс решетчатую дверь камеры, с угрюмым видом скреб стены, выцарапывая грязные непристойности, и переругивался с тюремщиками.

Теперь это был совсем другой человек.

Тристрам жалел, что рядом нет Джослина и этого милого мальчика Уилтшира: он бы им устроил веселую жизнь. И не задумался бы. Что же касается Дерека… Тристрам бредил наяву, представляя себе различные приятнейшие картины: он выдавливает Дереку глаза, кастрирует его хлебным ножом и т. д., и т. п.

Сокамерником Тристрама был пропахший плесенью ветеран– рецидивист лет шестидесяти – карманник, фальшивомонетчик, браконьер, – державшийся с мрачным достоинством.

– Если бы мне было даровано благо книжного знания, как вам, – заявил он как-то октябрьским утром, – то еще неизвестно, каких бы высот я достиг.

Тристрам потряс решетчатую дверь камеры и зарычал. Его сокамерник продолжал ремонтировать зубной протез верхней челюсти с помощью замазки, которую стянул в одной из мастерских.

– Несмотря на удовольствие, которое доставляло мне ваше общество на протяжении более чем месяца, я не могу сказать, что покину это место с сожалением, особенно если такая погода продержится еще некоторое время. Тем не менее я не сомневаюсь, что буду иметь честь возобновить знакомство с вами в не слишком отдаленном будущем.

– Послушайте, мистер Несбит, – заговорил Тристрам, отрываясь от решетки. – В последний раз прошу. Ну пожалуйста! Вы окажете услугу не только мне, но и всему обществу. Найдите его. Убейте его. У вас же есть адрес.

– Я сам затрагиваю эту щекотливую тему в последний раз, мистер Фокс. И повторяю снова, что совершаю преступные деяния с целью обогащения, а не ради сомнительного удовольствия поучаствовать в чьих-то личных вендеттах и тому подобном. В этом убийстве из мести деньги не фигурируют. Как бы сильно я ни хотел угодить другу – я позволю себе считать вас таковым, – должен сказать, что деяния такого рода совершенно противоречат моим принципам.

– Это ваше последнее слово?

– К моему огорчению, мистер Фокс, я должен сказать, что это так; я обязан заявить об этом совершенно определенно.

– Что ж, мистер Несбит, в таком случае вы – бесчувственный ублюдок!

– Ах, мистер Фокс, не подобает вам выражаться такими словами! Вы человек молодой, вам еще предстоит пробивать себе дорогу, поэтому не побрезгуйте советом старого чудака вроде меня. А совет таков: сохраняйте самообладание. Без этого вы ничего не достигнете. А вот владея собой, устраняя все личное из ваших ученых занятий, вы далеко пойдете.

Большим пальцем старик попробовал замазку, скреплявшую зубы с пластиковым нёбом, и, по-видимому удовлетворенный, вставил челюсть в рот.

– Лучше, – констатировал он. – Будет служить… Так вот, «Всегда имейте опрятный вид» – мой другой совет юным честолюбцам. Таким, как вы.

Послышался приближающийся звон ключей. Надзиратель с лошадиным лицом и петушиной грудью, одетый в засаленную синюю форму, открыл дверь камеры.

– Вы – на выход! – приказал он мистеру Несбиту. Тот, вздыхая, поднялся с нар.

– Где ваш вонючий завтрак? – зарычал на надзирателя Тристрам. – Опаздываете с завтраком, черт бы вас побрал!

– Завтрак отменяется, – ответил надзиратель. – Как раз с сегодняшнего утра.

– Это гнусная подлость! – закричал Тристрам. – Это чудовищно! Я требую встречи с Начальником тюрьмы, будь он проклят!

– Я уже говорил вам, чтобы вы попридержали язык, – строго произнес надзиратель. – Иначе вам будет плохо. А так оно и случится.

– Ну, – сказал мистер Несбит, по-светски протягивая Тристраму руку, – я с вами прощаюсь, но надеюсь на возобновление приятного знакомства.

– Вот он разговаривает так, как положено, – одобрительно заметил надзиратель. – А вам и таким, как вы, следовало бы брать с него пример, а не ругаться и чертыхаться без передышки.

И надзиратель вывел из камеры мистера Несбита, лязгнув напоследок засовом и поскрипев ключом, как бы продолжая свои упреки.

Тристрам схватил стальную ложку и принялся выцарапывать на стене неприличное слово. Как раз в то время, когда он заканчивал последнюю закорючку, вернулся надзиратель и снова загремел засовом и заскрипел ключом.

– Вот вам новый товарищ, – сообщил он. – Один из ваших. Не чета тому джентльмену, который с