— Эспозито!

Через мгновение в комнату вошел не только Эспозито, но и Джанкарло.

— Законник Сисэрино Руджеролло. Что вам о нем известно?

— Живет в Билеско уже лет девять. Периодически выезжает. Ничего не слышали о нем последние года два. Он не сторонник публичности. — Эспозито, кажется, совсем не удивил вопрос.

— Проверьте его. Найдите, где находится. Доложите. Но не привлекайте к себе лишнего внимания.

— Это может занять время, — сказал Джанкарло. — К тому же вы дали нам другое задание.

— Теперь у вас это. Занимайтесь только им.

— Эм… — Эспозито почесал нос. — Конечно, мы с радостью. Не сомневайтесь. Но если поиск законника связан со стражами, не вступаем ли мы в конфликт интересов, патрон?

Венутто ничуть не разозлился прозвучавшему вопросу:

— На столе кошелек. Возьмите по пять… нет, по десять дукатов каждый. Это отобьет у вас желание думать о возможных проблемах. Помните, что все делается в интересах короля. И можете приступать.

Джанкарло сделал что приказали. Отсчитал двадцать монет. Десять ссыпал себе в карман, десять протянул товарищу.

— С вами приятно работать, патрон, — церемонно поклонился тот, убирая деньги. — Мы приступим прямо сейчас.

— Докладывайте мне каждый день.

Когда они ушли, Венутто сказал:

— Лучше бы ваш цветок приехал сегодня вечером, сеньора фон Рюдигер. Где мне вас искать, когда появится информация?

— Постоялый двор «Благословение».

— Как вы понимаете, полностью доверять вам я не могу. Поэтому к законнику вы пойдете не одни.

Я принял его условие:

— Мы не против.

— Вот и славно. И да… Пожалуйста. Не присылайте больше сову. В конце концов мы живем в цивилизованном мире. Есть обычные посыльные, чтобы разносить письма. Ненавижу пернатых тварей.

Гроза все-таки разразилась. Под утро. С громом, от которого дрожала земля, и молниями, несколько раз бившими в колокольни. Ливень, шумевший точно водопад, упруго бил в мостовую, разлетаясь сотнями мелких капель во все стороны, заполнял сточные канавы, смывая с дорог лошадиный навоз и солому.

Мы не вымокли лишь оттого, что Гера создала над нами невидимый, но вполне действенный купол. Пугало, ненавидящее подобную погоду даже больше, чем благочестивое поведение, тут же к нам присоединилось. Теперь оно шло за мной, «дыша» мне в затылок, вертя головой и не понимая, куда мы бредем по пустынным улицам. Из-за ливня даже патрули стражи исчезли, не говоря уже о грабителях.

Проповедник встретил нас под липами, не забыв пожурить:

— Шляетесь вместо того, чтобы отдыхать. Едва вас нашел в этом лабиринте.

Быстро светлело, мир на несколько минут стал свинцовым и каким-то мертвым. Гера молчала, сосредоточенно думая о чем-то своем. Я держал ее под руку, следуя за ней, прекрасно ориентировавшейся среди кремовых домов с ободранными стенами, спускаясь по сотням коротких ступеней, все ниже и ниже к морю, к кварталам, в которых жили отнюдь не благополучные горожане.

— Ты когда-нибудь думал, какая ответственность лежит на нас? — внезапно спросила колдунья, повысив голос, чтобы заглушить шум дождя. — Понимаешь, что будет с тобой и мной, с Братством и миром, если не получится остановить кузнеца?

— Понимаю.

— Его следовало начинать ловить сразу после Шоссии, а не год спустя. Мы упустили время.

— Но ада на земле пока нет. У нас еще есть возможность остановить его, хотя срок очень мал. Уверен, кузнец не станет слушать уговоров.

— Ты прав, Синеглазый. Его придется убить. Нелепо, правда? Для того чтобы сделать что-то хорошее, приходится оставлять за собой трупы. Почему мы не можем иначе?

— Мы? — не понял я.

— Люди. Жить в свое удовольствие, не мешать другим, не судить, не осуждать и не делать зла ближнему своему. Он ведь Всемогущий. Какого черта создавать столь бракованную тварь, как человек?! В нас слишком много изъянов, для того чтобы мы имели право существовать.

— Вообще-то циник — это я. Но придется мне выступить на другом поле. Не все в нас плохо. Есть хорошее.

— Да ну? — Она перепрыгнула лужу одновременно со мной, и Пугало едва в нас не врезалось, раскинув руки, точно журавль крылья, чтобы сохранить равновесие.

— Конечно, есть. Иначе зачем ты пытаешься спасти этот мир?

Она нахмурилась:

— Потому, что человечество лучше чертей, которым откроется прямая дорога сюда, если темному кузнецу будет сопутствовать удача. Вряд ли с неба прилетит парочка ангелов, которые согласятся следующую вечность охранять новые врата, как это делают на востоке. Ты прав. Пока еще есть за что бороться. Да и могу ли я судить других, когда сама сейчас иду убивать?

— Мы можем вернуться домой.

Она с сожалением вздохнула:

— Очень хочется проявить эту слабость. Но… Нельзя оставлять таких врагов у себя за спиной. Мне придется все время оглядываться. Они мешкали целый год лишь потому, что я подолгу не сидела на месте и меня тяжело было выследить. Но теперь, когда я в их городе, мы встретимся.

Из водосточных труб хлестали водопады, вливаясь в стремительный поток маленькой речушки, которая неслась по мостовой, бурлила на поворотах и скатывалась с лестниц каскадами, собираясь между трех домов, стоявших в «низине» улицы, уже превратившейся в маленькое озеро. Вода через подвальные окошки затопляла здания.

Пришлось искать обходной путь. Мы прошли через какую-то узкую клоаку и выбрались гораздо ниже, чем было надо.

— Уверена, что они знают о твоем присутствии? — на всякий случай спросил я.

— Вчера вызвали меня на дуэль!

— Что?!

Она серьезно взглянула на меня:

— Придурки. Еще бы со знаменем на лошади въехали ко мне в спальню. И впереди пустили герольдов с трубами и барабанами. Приходится признать, они куда более щепетильны, чем их двое мертвых братцев. Те били не мешкая.

— И ты приняла вызов?

Гертруда скривилась:

— Не ответила им. Считаешь, я не права, что без предупреждения?

— Позволь мне не судить тебя, Гера.

Она резко, решительно кивнула, сжав губы.

— Конечно не права, — тут же встрял Проповедник, до этого момента отмалчивающийся. — Надо возлюбить врагов своих. Бог не простит подлого удара.

— Людвиг! Заткни его или я за себя не ручаюсь! — взвилась моя спутница.

— Проповедник, погуляй где-нибудь.

Тот поднял руки в миролюбивом жесте.

— Молчу. Молчу. Молчу. Я знаю, что правда не популяр… — Пеликан и вправду заткнулся, когда колдунья ожгла его взбешенным взглядом, и умерил шаг, отстал, держась в отдалении, не желая попадать под горячую руку.