Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Большая битва, – крикнул в ответ мужчина. – Вон там! – Он махнул рукой в сторону юга. – У Гленмамы, возле гор. Бриан разбил нас. Полностью.
– А где сейчас Бриан? – спросил Моран.
– Вы пропустили его. Он со своими людьми проскакал здесь уже давно. Они скачут чертовски быстро, – мрачно сказал мужчина. – Сейчас он уже наверняка возле Дифлина.
Моран поджал губы. Осгар почувствовал, как в душе шевельнулся страх, но промолчал. Всадник ускакал. Немного погодя Моран повернулся к Осгару:
– Я должен ехать. А тебе лучше вернуться обратно в Килдэр, до темноты доберешься.
Осгар сомневался недолго. Он думал о своем дяде и об их маленьком монастыре. Думал о Килинн.
– Нет, – сказал он. – Я еду с тобой.
Они отправились дальше, а уже очень скоро дорога была заполнена людьми, которые возвращались домой. Многие были ранены. Тех, кто не мог идти сам, везли на телегах. Говорить никто особо не хотел. А те, кого все-таки удалось расспросить, рассказывали одно и то же.
– У Гленмамы осталось больше мертвых, чем живых, – сообщали они.
Ближе к вечеру они подъехали к небольшому монастырю у реки.
– Здесь заночуем, – решил Моран. – Если отправимся завтра пораньше, еще до полудня увидим Дифлин.
Осгар заметил, что народу в монастыре собралось уже порядочно.
Моран был очень встревожен. Ему совсем не хотелось брать с собой этого монаха. Не потому, что он ему не нравился, – просто это была обуза, лишняя ответственность, да еще и риск в придачу.
Что ждало их впереди? Армия завоевателей после сражения – зверь опасный. Грабежи, убийства, насилие неизбежны в каждой войне. Даже такой сильный король, как Бриан, вряд ли сумеет сдержать своих людей. Большинство командиров день или два позволят своим отрядам делать что угодно и лишь потом приструнят их. Монастыри, защищенные стенами, возможно, и не пострадают. Бриан наверняка об этом позаботится. Но подбираться близко к Дифлину было очень опасно. Разве тихий монах совладает с такой угрозой? Какая от него польза? Скорее, за ним придется присматривать. Но даже не это беспокоило Морана больше всего. Первой его заботой было найти Астрид и ее детей и при необходимости помочь им бежать. И ему совсем не нравилось, что какой-то монах будет занимать драгоценное место в повозке. В общем, ехать с Осгаром дальше ему не хотелось.
И все же он невольно восхищался своим спутником. Монастырь, где они остановились, был крошечным, в нем не набралось бы и дюжины обитателей. Хотя здешние монахи привыкли давать приют путникам, к ночи все их запасы уже истощились. В маленьком дворике и прямо перед воротами набилось не меньше пяти, а то и шести десятков изможденных и раненых мужчин; некоторые были при смерти. Монахи кормили их тем, что еще осталось, и перевязывали их раны. Осгар помогал им.
Моран видел, как он ходил между ранеными и умирающими, как подавал одним еду или питье и перевязывал раны у других, как присаживался рядом с кем-нибудь, чтобы тихо поговорить с беднягой, которому уже не помогут ни вода, ни перевязки; от каждого его движения, манеры разговаривать и даже от самого его облика исходила тихая уверенность и какая-то удивительная благодать. Всю ночь, не зная устали, он просидел с двумя умирающими, молясь вместе с ними, а потом, когда пришло время, дал им последнее отпущение грехов. И по их лицам было видно, что Осгар принес их душам мир и утешение. Дело было не только в том, что он делал, решил Моран, а и в том, как он это делал. Всем своим существом Осгар словно излучал покой, даже сам того не осознавая.
– У тебя настоящий дар, – заметил Моран, когда Осгар ненадолго остановился.
Но монах лишь удивленно глянул на него.
Наступило утро. Многие из тех, что провели ночь в монастыре, по-прежнему не могли двигаться дальше, а новые страждущие все продолжали прибывать. Конечно, монахи были бы рады, если бы Осгар остался с ними.
– Утром на дорогах появятся мародеры, – сказал Моран Осгару. – Ты уверен, что не хочешь остаться здесь?
– Уверен, – ответил Осгар. – Я еду с тобой.
Утро было ясным. В синем небе сияло солнце, отражаясь на снежных вершинах Уиклоу.
Несмотря на тяжелую ночь и тревожные ожидания, радостное волнение в душе Осгара не утихало. При мысли, что скоро он увидит Килинн, сердце его захлестывала теплая волна счастья. Дорога проходила спокойно, и он даже позволил себе немного помечтать. Он представил себе, как Килинн попадает в беду и как он спасает ее. Видел ее удивленный, полный нежности взгляд; воображал, как сражается с убийцами, как отвозит ее в безопасное место. Он понимал, что все это лишь детские фантазии, но продолжал рисовать себе все новые и новые героические картины, пока их маленькая повозка катилась вдоль сверкающих гор.
Неожиданно он почувствовал, как Моран легонько толкает его локтем.
Впереди начинался небольшой холм. Прямо у его подножия расположилась крестьянская усадьба. А возле нее Осгар увидел нескольких всадников.
– Дела плохи. – Моран помрачнел.
– Откуда ты знаешь?
– Не знаю, но чувствую. – Он прищурился. – Это налетчики. – Он посмотрел на Осгара. – Ты готов?
– Да. Наверное.
Подъехав чуть ближе, они поняли, что происходит. Налетчиков было трое. Они искали скот, но, найдя здесь лишь несколько коров, явно решили угнать их всех разом. Осгар заметил женщину, стоявшую в дверях дома. За ее спиной прятался ребенок. Мужчина, видимо ее муж, пытался спорить с грабителями, но те не обращали на него внимания.
– Осгар… – тихо сказал Моран. – Протяни руку назад. Там под одеялом – меч. Переложи его на колени и накрой одеялом.
Осгар нащупал меч и сделал, как велел Моран.
– Скажешь, когда понадобится, – тихо шепнул он, пока они подъезжали к усадьбе.
Коров начали выводить из хлева, и мужчина пронзительно закричал. Осгар видел, как он бросился вперед, схватил одного из всадников за ногу и стал с силой дергать ее.
Все произошло так стремительно, что Осгар даже не заметил движения руки всадника. Увидел только, как сверкнуло утреннее солнце на лезвии. А потом крестьянин упал на землю. Женщина с криком кинулась к мужу, но налетчик даже не взглянул в ее сторону, а просто погнал коров дальше.
Когда Осгар с Мораном подъехали, мужчина уже умирал. Разбойники уносились прочь. Осгар выскочил из повозки. Бедняга был еще в сознании и все понимал, когда Осгар произносил над ним последние напутствия. Через несколько мгновений он умер, а его жена бросилась на землю рядом с ним и зарыдала в голос.
Не поднимая глаз, Осгар медленно встал. Моран что-то говорил ему, но Осгар не слышал. Он видел только мертвое лицо крестьянина. Человека, которого он не знал. Который умер ни за что, так глупо и так ужасно.
А потом вдруг вернулось прежнее наваждение. То же бледное, как пепел, лицо. Те же неживые глаза. Кровь. Ужас. Всегда одно и то же. Неизбывная человеческая жестокость и стремление убивать безо всякой причины. Бессмысленное и беспощадное.