Альке долго хлопали, потом ей вручали диплом и подарки.

Маша поднялась и, не дожидаясь окончания концерта, отправилась за кулисы.

На душе было светло. Решение созрело и казалось простым и естественным. Конечно, она примет приглашение Риммы Анатольевны. Она поедет вместе с Алькой и проведет остаток лета у моря. И будь что будет.

От порта шли пешком. Прохлада утра проникала под одежду, приятно дотрагиваясь до тела. Римма Анатольевна исподволь наблюдала за сыном. Отметила и нервный блеск в глазах, и беспокойную устремленность движения. Он будто боялся опоздать куда-то.

Подробно отвечал на вопросы дочери, но думал о чем-то своем. Римма Анатольевна догадывалась — о чем.

Дома, за столом, не глядя на мать, он бросил как бы между прочим:

— Мне нужно съездить в Москву. Ты останешься с девочкой еще ненадолго?

— Конечно. Когда ты едешь?

Алька сделала большие глаза и чуть не подавилась котлетой. Римма Анатольевна предупредительно повела бровью. Девочка моргнула и опустила глаза в тарелку.

— Сегодня, — не раздумывая ответил Денис.

Алька вторично стрельнула в бабку глазами, но та оставалась невозмутимой.

— Сегодня к вечеру? Я думала… ты найдешь время заглянуть ко мне домой.

Денис поморщился. Меньше всего ему хотелось сейчас тащиться к матери. Зачем? Время с момента встречи в Италии остановилось, как упрямый осел, и не хотело двигаться вперед.

— У нас там случилась авария, — торопливо пояснила мать. — А сегодня выходной. Слесаря днем с огнем не найдешь. Но, конечно, если тебе нужно отдыхать…

Алька набрала полный рот салата и с беспокойством поглядывала то на бабку, то на отца. Физиономия ее наливалась смехом. Римма Анатольевна сделала строгое лицо. Алька стянула губы в трубочку и прикрыла рот хлебом.

— Что там у вас стряслось? — поинтересовался Денис. — Опять соседи подмочили?

— У нас утечка газа, — пояснила мать. Алька пулей вылетела на кухню.

— Но это же опасно! Вы задохнуться могли! Конечно, я сейчас же пойду посмотрю. Надеюсь, ты форточку открытой оставила?

— Кажется, да.

Денис снял парадный китель, облачился в джинсы и футболку.

— Я готов. Пошли?

Римма Анатольевна оглянулась на внучку.

— У меня живот болит… — жалобно призналась та.

— Голова не кружится? — испугался Денис. — Может, вы все-таки угорели?

— Нет, пап, это я арбуза объелась!

— Я сейчас же бегу в аптеку, — пообещала Римма Анатольевна. — Ты не беспокойся. Мы примем таблетку и сразу же тебе позвоним. Ты иди. А то мне кажется, что я и форточку забыла открыть.

Денис впервые за день внимательно посмотрел на мать. Стареет, что ли? Перед ним было знакомое с детства лицо. Но все-таки — другое. Вдруг сквозь привычный образ отчетливо проступил другой, незнакомый. Совершенно седое сиреневое облачко прически. Безжалостная паутина морщин по щекам.

Тонкая горячая игла жалости тихонько уколола сердце. Денис поспешно отвернулся.

Он не привык смотреть такими глазами на мать. Она была для него сложившимся давно образом, в котором ничего не менялось. Он всегда видел внутренним зрением уверенную в себе, немного Смешливую даму — холодную и отстраненную. Странно было обнаружить, что мать так изменилась. Увидеть, в одно мгновение вдруг проникнуться ее беспомощностью и одиночеством. Она неожиданно для него встала на одну ступеньку с Алькой. Он увидел их рядом, одинаково нуждающихся в нем, их родном мужчине. Все эти мысли и чувства вдруг одним большим потоком хлынули в него, и он растерялся, засуетился в поисках обуви, зачем-то свистнул собаку и понял, что опять сделал что-то не то.

— Ты хочешь взять Шейлу? — почти ужаснулась мать.

— Да. А что?

— Нет… ничего… Только я вчера рассыпала кругом отраву от тараканов. Шейла может отравиться. Не бери ее.

Для убедительности Римма Анатольевна прицепила к ошейнику собаки поводок.

— Ну ладно. — Напоследок Денис еще раз взглянул на мать. Странная она все-таки. Стареет…

Через полчаса Денис остановил машину во дворе, где с детства помнил каждый уголок. Посмотрел на окна. Так точно: форточка на кухне закрыта. Зато дверь на балконе распахнута, прозрачным парусом надулся тюль.

Это надо же, какая халатность! Поднимись ветер — стеклу на балконной двери крышка.

Оказывается, мать с возрастом становится еще и рассеянной.

Денис поднялся на второй этаж, повернул ключ в двери, вошел в полумрак прихожей.

Родные с детства запахи поплыли навстречу.

Никаким газом не пахнет.

Прошел на кухню, покрутил конфорки. На первый взгляд — все в порядке. Возможно, источник запаха был в вентиляционных отверстиях — иногда так пахнет из подвалов.

Однако прежде всего нужно закрыть балкон, а то, пожалуй, так уйдешь и забудешь.

Денис направился в гостиную и на пороге остановился. Посреди комнаты на разобранном диване кто-то спал.

Денис увидел выглядывающую из-под простыни розовую пятку.

Он стоял в проеме дверей и, кажется, перестал дышать. Он увидел рассыпанные по белой подушке длинные каштановые волосы. Они спадали с дивана на ковер.

Это была она. Денис прислонился к дверному косяку и замер, не решаясь пошевелиться.

Он мгновенно вспомнил и по-новому оценил и рассеянность матери, и Алькины взгляды за столом. Все стало понятным. Кровь быстро наполнилась пузырьками радости, как шампанское, которое собираются открыть.

Маша шевельнулась под легкой простыней, нога обнажилась до коленки. В упавших на ковер волосах сверкнуло и заблудилось солнце.

Денис тихонько подошел к дивану и сел на пол прямо напротив розовой пятки. Он долго сидел так, не смея потревожить ее сон. Наконец она потянулась всем телом, обе ноги вылезли за пределы дивана и пошевелили пальцами, прогоняя сон.

Зверев потянулся губами и поцеловал маленький палец правой ноги. И следующий. И еще один.

— Шейла, не балуйся… — сонно пробормотала Маша, пряча правую ногу под простыню.

Зверев сдержал смех, даже слегка рыкнул по-собачьи и ухватил зубами оставшуюся пятку.

Маша взвизгнула, подпрыгнула и села на диване, натянув простыню до подбородка.

Зверев сидел перед ней на коленках, улыбаясь одними глазами.

— Ты… ты? — задохнулась Маша, плохо соображая со сна и продолжая прижимать к себе простыню.

Денис подполз на коленях к самому дивану и ухватил руками обе теплые пятки.

— Я. Не могу. Без тебя. Жить, — тихо проговорил он, целуя по очереди пальцы ее ног.