– И юристом не думал.

– А как же?

– Учителем мне хотелось. Историю преподавать. Слышала про Соловьева, Костомарова, Ключевского[48]?

– Ты столько наговорил! Забыл? Я русский язык иностранцам преподаю. А историки все твои древние.

– Отчего же? Как раз все – русский народ. Карамзин что сказал? Чтобы знать настоящее, должны мы в совершенстве, прежде всего, знать свое прошлое.

– Значит, изменил своей мечте?

– Уже учителем истории работал, понял, что без юриспруденции не обойтись. Не было историков, чтобы юридическую науку не чтили. Вот и поступил вновь учиться. Собственно говоря, и не прекращал. А там война. Войне адвокаты без надобности. Прокуроры тогда больше требовались. А погоны надел…

– Владимир задумал тоже учительствовать.

– Что?

– Приглашают его преподавать в школу милиции.

– Это что же? Следователем без году неделя… И в побег?

– Ну как ты так можешь? Почему побег?

– Он еще следователем себя не почувствовал. Только же из штаба! И туда же, в преподаватели. Чему учить будет курсантов? По учебнику? Или как при штабе бегать надо?

– Ты сразу в штыки! Сразу осуждать. Вот уж действительно, мама говорит, – прокурор впереди тебя идет!

Игорушкин смутился, пожал плечами.

– Как есть. Теперь уж не переделать, дочка.

– Что у вас за спор, друзья мои? – в дверях появилась Анна Константиновна. – Давайте мировую чайком отметим. Поднимайтесь, поднимайтесь. У меня уже все на столе.

Арон Соломонович забыл старушек. Лизавета, как и просил он Виолетту Карловну, правда, прибегала; посуетилась, справилась о здоровье, подсобила, сготовила кое-что на кухне и убежала. И он забылся. Своих хлопот полно.

Не давала покоя тревожная мысль про неизвестного гостя в чудной шапочке. Арон крест передал, с перепуга ни имени, как говорится, ни адреса не спросил, и в ответ ничего не услышал. «А надо бы!» – задним числом жалил и ругал себя старый Арон. Грозный, конечно, мужчина его посетил, не случайный гость: все знает, ему и вопросы-то страшно задавать. Поди узнай, что у него на уме! Ружье-то как у него схватил! Арон и глазом моргнуть не успел, а тот вмиг и патрон вытащил, и крест с цепочкой в карман спрятал, как свой. Конечно, за ним и пришел. И все культурно, интеллигентно. А ведь если, к примеру, убить хотел? На что ему смерть Арона? И все же? И стрелять бы не стал. Без ружья обошелся бы. Ручищи вон какие! Придушил бы – и все дела. Нет, с незнакомцем все ясно. Он от главного пришел к Арону. Поэтому все и знал.

Арон сидел в кресле, дремал, раскладывал мысли по полочкам. Чего ж теперь думать-гадать? Теперь будь что будет. И все же не мешало бы их главного увидеть, он «товар» сдавал Арону, от него и слово последнее услышать не мешало бы. Тоже серьезный мужчина. Хотя на вид вертлявый. Но «товар» у него был такой, что у Арона тогда даже дух перехватило. Одно ожерелье чего стоило! Арон цену знает. И крест тот исключительной редкости! Арон даже отказаться хотел сначала, но увидел глаза вертлявого и язык проглотил. Понял, раз показали ему этот товар, отказаться уже не позволят… Хорошо, вернул он крест незнакомцу. С ожерельем промашка вышла. Там Левик подвел. Подвел и сам поплатился. А он, Арон, здесь при чем? Он крест вернул. Обязательств не исполнил? Покупателя не нашел? Но он сразу предупреждал главного, что найти покупателя на такие чудные редкости будет трудно. А его никто не слушал. Вертлявый как уставился тогда и фиксой блеснул… Ба!.. Старый Арон даже вздрогнул всем телом. У главного-то фикса ведь была из желтого металла на нижней челюсти! Чего же это он забыл! Как же он гостю-то, незнакомцу в шапочке, про это не сказал? Страх обуял тогда старого Арона. Себя не помнил, не то что про вертлявого. У него же фикса, как и у того, который за покойником следил!.. За Левиком убиенным! Левик же ему рассказывал!..

Арон Соломонович совсем потерялся, расстроился и сжался в кресле от нахлынувших мыслей.

Однако чего он перепугался, старый осел? Мало сейчас фиксы эти ставят? Да сплошь и рядом! Кому не лень. Кто покрасоваться, кто возомнил о себе черт-те что и хочет, чтобы другие тоже о нем думали… А с другой стороны? Зачем вертлявому к Левику лезть, да еще убивать? Он бы к Арону пришел. Они уже виделись. Знают, можно сказать, друг друга. Пришел бы к Арону, тот возвратил бы ему товар. Ну, конечно, попросил бы комиссионные… Хотя какие к черту комиссионные!

Нет логики в размышлениях! Запутался старый Арон. Голова разболелась. Одно к одному.

Сейчас бы Лизавету рядом! Хорошо с обеими, старушки его боготворили. Мирно с ними, тихо; разговоры, беседы разные. Виолетта Карловна, конечно, не того возраста, чтобы интересовать старого Арона. Ему бы помоложе. Чтобы подать могла, позаботиться, сготовить. Старый Арон чуял, пора кончать с одиночеством, приходит его время. Лизавета не подходила. На ноги, конечно, быстра и чай подавала душистый. До сих пор аромата не забыть. Но Лизавета не в его вкусе. Грубовата и проста. Что с ней Арону? Ни поговорить, ни вспомнить. У старого Арона отменный вкус на женщин. Сказать по правде, покойная хлопотушка его, Фаня, тоже не блистала, но с женитьбой тянуть уже смысла не было, и Арон махнул рукой, рискнул. Потом жалел, киснул даже, но со временем пригляделись – притерлись и прожили вместе – всем бы так. Конечно, имел Арон мелкие шалости, позволял себе, но все в рамках брачного союза, так и дожили до седин. Фаня заспешила, опередив его, грудная жаба съела его спутницу неугомонную, а Арону теперь хоть умирай самому…

Арон Соломонович пошевелился. Надо бы встать… Таблетки где-то были… Лизавета, когда гостила, давала ему от головы. После встречи с незнакомцем долго не мог в себя прийти, и головная боль мучила особенно, и сердце покалывало. Не к добру старому Арону такие волнения. И отошел ведь он давно от всех прошлых дел. А вот нашел его вертлявый. Кто сказал? Кто посоветовал? Как ни допытывался, тот ему не назвал подсказчика… Да что теперь вспоминать!..

Соломонович кое-как осторожно поднялся с кресла, сделал усилие – пошли ноги, понесли старого Арона, вот и шкафчик этот, сюда вроде Лизавета таблетки прятала… Здесь, здесь… желтенькие – от живота, беленькие маленькие – от температуры, а вот эти, побольше, – от головы…

Сзади, у двери, то ли скрипнуло, то ли треснуло. Он дверь-то на ключ запирал. С тех пор, как гость его незнакомый в черной шапочке посетил, не было такого, чтобы он не запирался на внутренний замок. Это что же? Кошка-паразитка! В дверь царапается, вернулась, проголодалась… Он задаст ей сейчас жару – его пугать!