Во время моего пребывания в Гумбуме молящихся всюду было очень много, а перед Алтын-сумэ теснилась целая толпа лам, ожидавших очереди, чтобы занять место на паперти для совершения растяжных поклонов. Здесь именно и видны углубления, сделанные в дереве руками и коленями молящихся.

В непосредственной близости от Алтын-сумэ, рядом, стоит храм Чжюхын, известный большим золоченым изображением Цзонхавы, сидящим на престоле посередине молитвенного помещения. Между прочим, следует упомянуть, что в Гумбуме нет ни одной кумирни и ни одного здания вообще, где бы не красовалось большое или малое изображение реформатора буддизма; его бурханы, заключенные в гау – ладанки или киотки, можно встретить на груди у каждого монаха.

Спускаясь несколько вниз по краю оврага, наблюдатель видит два живописно расположенных храма Шабдэн-лхакан и Найчун-цзян-хан; в первом наиболее почитаемой святыней является дерево улан-цзан-дан, выросшее, по вере буддистов, на том месте, где были зарыты волосы Цзонхавы, остриженные при его посвящении в монахи. По другим версиям, здесь был зарыт послед Цзонхавы. Улан-цзан-дан – особый вид сирени[195], растет посередине небольшого [в шесть-семь сажень ширины] двора и поднимается из клумбы, одетой снаружи кирпичной стенкой; по сторонам двора есть еще несколько таких же клумб с отсадками священного дерева.

Монахи уверяют, что благочестивые люди, угодные будде, видят на сочных свежих листьях этой сирени таинственные очертания божественных знаков; каждый листок считается поэтому драгоценной реликвией и обладает, по представлению паломников, целебными свойствами[196]. Внимательно осматривая улан-цзан-дан со всех сторон, я не нашел никаких знаков на листьях, но все же не мог противостоять своей научной любознательности, если так можно выразиться, и, сорвав маленькую веточку дерева Цзонхавы, бережно спрятал ее в записную книжку для последующего определения[197]. Мой поступок вызвал некоторый протест со стороны привратника, но сопровождавший меня сининский переводчик скоро успокоил бдительного ламу, передав ему от меня кусочек серебра.

Во внутреннем помещении Шабден-лхакан, кроме обычных бурханов, удивленному взору посетителя представляются внушительные фигуры зверей или диких животных – тигра, леопарда, медведя, яманов, антилоп и другие. Исполненные довольно удачно, эти чучела пожертвованы местными тангутами как трофеи собственной охоты.

Соседний храм Найчун-цзан-хан, с темно-красными стенами и золотыми ганчжирами на крыше величественнее предыдущего. На этом храме красуется надпись из золотых китайских иероглифов: «Величественная добродетель блестяще правит». Найчун-цзан-хан как-то особенно оттеняется рядом из восьми белых, как снег, субурганов. История основания этих надгробий такова. Стараясь расширить свои владения, китайцы Ганьсуйской провинции начали посягать на исконные земли монастыря, но ламы[198] последнего с восемью гэгэнами во главе при поддержке кукунорских номадов энергично отстаивали свои права на землю; в конце концов в разбор этого спорного дела вмешалось китайское правительство, которому было доложено о якобы начавшемся бунте монахов. Богдохан командировал в Гумбум отряд войск под предводительством знаменитого по жестокости в те времена принца Нэн-гун-вана. Прибыв в Гумбум, решительный и строгий принц начал расследование дела и, убедившись, что главными виновниками недоразумений являются восемь гэгэнов, потребовал их к себе и сказал им: «Вы, мудрецы гэгэны, все знаете – что было, что есть и что будет; скажите же мне, когда вы должны умереть?». Испуганные и понявшие свою тяжкую участь святители ответили: «Завтра!» – «Нет, вы ошибаетесь! – грозно вскричал Нэн-гун-ван, – Вы умрете сегодня». И отдал приказ своим воинам тотчас отрубить им головы.

Трупы гэгэнов подвергли сожжению, а на месте их казни ламы монастыря воздвигли восемь субурганов, или надгробных памятников[199].

В пристройке-балконе к храму Шабдэн-лхакан, так же, как и в Найчун-цзан-хане, стоят чучела джара (Nemorhoedus) и двух диких яков, имеющих весьма свирепый вид: головы могучих животных опущены вниз, хвосты наподобие султанов подняты кверху, и вся поза их указывает на готовность поднять на рога первого встречного.

Визави главнейших святынь Гумбума[200], на противоположном скате оврага, огорожен небольшой участок лесостепи, служащий местом для прогулок лам. По установленному исстари обычаю, здесь монахи часто испытывают друг друга в знании догматов буддийской религии и с этой целью устраивают публичные диспуты. Издали подобные собрания производят довольно оригинальное впечатление: слышен громкий гул сотни молодых голосов, отвечающих нараспев на вопросы товарищей; иногда раздаются отдельные возгласы и дикие крики, не нарушающие в сущности общего порядка, но кажущиеся странными постороннему наблюдателю. Первый раз, когда мне пришлось невзначай подойти близко к саду диспутов, я был встревожен необычайным шумом и подумал, что с монахами случилось что-то неладное.

Кроме больших и малых кумирен, в Гумбуме имеются еще почитаемые буддистами субурганы, из которых в одном, очень большом, сделан арычный проход, другие два – поменьше, известны под названием Чортэн-чжат и Намжимын-цорчжэ; первый из них устроен в честь бодисатвы, дарующего жизнь, – Аюши.