Едва открыв дверь, я бросилась к  Миронову  в объятия и, наконец, дала волю слезам. Не отпуская Гену ни на секунду, мы переместились в гостиную на диван. Он молчал и просто ждал, когда закончатся мои слезы и я смогу ему все рассказать. А мне не хотелось говорить. Как оказалось, мне просто не хватало крепкого плеча рядом. Я закрыла глаза и позволила себе быть слабой и беззащитной.

Когда я вновь открыла глаза, за окном было уже утро. Я лежала на диване, укрытая пледом. Миронов же стоял неподалеку и что-то листал в телефоне. Заметив, что я проснулась, он оторвался от гаджета  и с улыбкой заявил:

- Я сейчас не буду тебя спрашивать, что случилось, почему ты в этой квартире и зачем посреди ночи ты мне позвонила. Но одно я хочу знать здесь и сейчас! - Миронов сделал несколько шагов мне навстречу.- Почему в твоем холодильнике кроме кошачьих консервов совершенно нет никакой еды?

Я нерешительно пожала плечами.

- Через квартал отсюда есть неплохое кафе. Можем там позавтракать и заодно поговорить.

Не смотря на серое низкое небо, утро выдалось теплым и безветренным, поэтому до кафе мы с Мироновым решили пройтись пешком. Наверно, тот факт, что была суббота и достаточно раннее утро, побудил жителей микрорайона подольше понежиться в кроватях. На улице практически не было ни машин, ни прохожих, что давало нам с Геной возможность спокойно обо всем поговорить.

Я рассказала Гене об аукционе, о встрече с Горским, о предательстве Тимура.  Миронов ни ругался, ни нервничал, он просто слушал, изредка задавая мне уточняющие вопросы. Мы практически дошли до кафе, когда мой рассказ дошел до самого главного. Я знала, что если расскажу об этом в самом начале, Гена остальное даже слушать не станет.

- За день до того, как я приехала к тебе домой за вещами, кое-что произошло,- мы остановились метрах в пяти от кафе. Миронов встал напротив меня, лицом к заведению. Я же стояла к кафе спиной и смотрела за плечо Гены, на проезжую часть, на которой совершенно не было машин.

- И что же случилось? - озадаченным голосом поторопил меня с рассказом Гена.

- Вечером к Тимуру пришел отец. Он видел меня. И я думаю, что узнал.

Лицо Миронова исказила гримаса недоумения и негодования.

- И ты все это время молчала? - почти на крик сорвался Миронов.

Он начал отчитывать меня, как нашкодившего котенка, а я, зажмурив глаза, ждала, когда он успокоится.

В этом его потоке брани в мою сторону, я не сразу расслышала звук притормозившего рядом автомобиля. Открыв глаза, я заметила огромный белый внедорожник с наглухо затонированными стеклами. Постепенно заднее начало опускаться, открывая вид на мясистую и отталкивающую физиономию Черниговского старшего. Все, на что у меня хватило сил от испуга, это еле слышно , не своим голосом произнести:

- Федор, Федор Черниговский.

Но Гена меня не слышал. Он все еще находился в возмущенных чувствах и не прекращал на меня ругаться.

Черниговский несколько мгновений сверлил меня своим рыбьим взглядом, а потом, улыбнувшись мне омерзительно слащавой улыбкой,  резко поднял свое стекло. Но не успела я выдохнуть, как тут же открылось переднее, а на меня уставился человек в черной маске и  с оружием в руках.

Время остановилось. Я смотрела в лицо палача и не могла вымолвить ни слова. А Гена, словно ничего не замечая, продолжал воспитывать во мне сознательность , ругая за безответственность. Ощущение безысходности заставило меня закрыть глаза и принять то, что было мне суждено.

Раз.

Слова Гены казались все тише и дальше. Чему быть, того не миновать. Может это все и к лучшему. Я- одна сплошная головная боль для всех.

Два.

Чей-то смутно знакомый голос издали взорвался громогласным "Миронов".  Или мне просто показалось. Это все страх.

Три.

Крепкие мужские руки с силой схватили меня за плечи. А в голове только одна мысль, чтобы  человек в маске не промазал, чтобы Миронов не пострадал. Так стало спокойнее и уже почти не страшно.

Четыре.

Оглушительный хлопок. Удар. Боль. Тишина. И только отрывки былого сна на подкорках сознания:

- Не закрывай глаза. Я же тебя предупреждал.

Наверно, это был мой личный предел боли, когда разомкнув веки, я увидела глаза Гены. Мы лежали на грязном тротуаре лицом к лицу. Вот только, если мой взгляд метался по нему в попытках осознать, что только что произошло, то глаза Миронова были неподвижны. Пересохшими губами я попыталась закричать, позвать на помощь, но ничего не получалось. Голос не слушался меня. Все, что я могла, это судорожно открывать рот и повторять его имя.

-Гена, Гена, Гена, - как в бреду, едва различимо шептала ему.

Но Миронов не отвечал. Лишь спустя мгновение, словно удостоверившись, что я все еще была жива, он закрыл глаза. Через боль, разливавшуюся по телу, я поднесла перепачканную кровью ладонь к его небритой щеке и продолжала повторять:

- Гена, Гена, Гена!

А потом опять темнота, сквозь которую время от времени я различала чужие голоса, непонятный шум, вой сирены  и постоянную тряску. Иногда пустота сменялась  размытыми картинками: незнакомые люди, серое небо, белые стены.

Когда я смогла окончательно прийти в себя, то обнаружила, что лежала в больничной палате. Рядом со мной с каким-то препаратом стояла капельница, тонкие трубочки от которой вели в катетер в моей руке. Осмотревшись по сторонам, я поняла, что была в палате совершенно одна. Голова казалась отлитой из чугуна, а по телу волнами пробегали импульсы боли при каждой попытке пошевелиться. Но самое главное - я была все еще жива. Я видела, как за окном поливал дождь, слышала, как он барабанил по стеклам.  Собрав все силы в кулак, я смогла сесть.   Трубочки, торчавшие из левой руки и так мешавшие мне занять удобную позу, я постаралась аккуратно достать и только в этот момент обнаружила источник боли. Практически вся правая сторона моего тела была в ссадинах и ушибах. Но на мне не было повязок, а значит пуля, вылетевшая из машины Черниговского меня не задела. И в этот момент весь ужас случившегося безмерной лавиной  обрушился на меня. Гена.  Палату оглушил нечеловеческий вой. Мой вой.

- Тише, тише, - в палату мгновенно забежала молоденькая  медсестра, - Вам нельзя так переживать. Успокойтесь.

Следом за ней вошел отец. Помятый, взъерошенный, совершенно не похожий на себя самого.

- Оставьте нас, - грубым голосом отдал приказ Горский и медсестра послушно выбежала из палаты.

Горский подошел ближе, придвинул стул и сел прямо напротив меня. Он долго осматривал меня, убеждаясь , что более медицинская помощь мне не нужна.

- Что с Геной? - я должна была знать правду. И да, сейчас  я больше, чем когда-либо, надеялась на чудо.

- Как ты себя чувствуешь? - совершенно не замечая моего вопроса, сквозь зубы процедил отец.