Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этот раз я изменяю боксёрской традиции, после команды «Бокс!» не иду в центр, а жду соперника, чуть выйдя из своего угла. Если Керимов этим фактом и обескуражен, то не подаёт виду. Приближается, пританцовывая, а я стою на месте, словно вкопанный, во фронтальной стойке, да ещё и опустив руки, что вызывает у расположившегося сзади на ступеньках короткой лестницы Казакова с полотенцем через плечо ожидаемую реакцию:
– Женька, бл… руки-то подними!
Всё-таки забеспокоился. Это я про соперника, тот явно не понимал, отчего я стою в такой позе, будто вовсе и не собираюсь с ним драться. Выкинул джеб правой, от которого я в последний момент уклонился вбок и чуть назад. Забылся, ждал джеба левой, а соперник-то левша. Ещё один джеб… Я использую домашнюю наработку, защиту «peek-a-boo», основанную на резких маятникообразных движениях корпусом и нырках. То, что когда-то вычитал в журнале «The Ring».
Со стороны, уверен, выглядит завораживающе. Но Керимов не унимается, помимо джебов начинает использовать апперкоты и хуки. Приходится подставлять перчатки. Прилетает серия – два подряд прямых правой и акцентированный левой. Словно предчувствуя этот самый финальный удар, я в последний момент делаю шаг влево, на больную ногу, и перчатка свистит возле моего плеча.
Оказавшись сбоку, в ответ успеваю зарядить хук справа, оказавшийся для Керимова коротким прямым. Удар в нос получился не такой сильный, как хотелось бы, но всё равно чувствительный. Соперник отпрыгнул, уже поглядывая на меня с опаской и шумно втягивая воздухом нос, словно проверяя, идёт кровь или нет. Чуть погодя снова начал выбрасывать джебы, иногда «двоечки», я вроде бы вяло, но на самом деле грамотно защищался, при этом умудряясь иногда отвечать, и даже изредка, хоть и не так сильно, попадая в незащищённые точки.
Так до перерыва и добрались. Казаков, вытирая мою почти не вспотевшую морду (с чего потеть, коль на месте стоял), говорил, что всё нормально, ещё бы и следующий раунд так отстоять, а в третьем можно, если нога позволит, и подвигаться. Я в целом был с ним солидарен. Плохо только то, что с травмой ноги улетучилось и моё вероятное преимущество в выносливости. Движение практически нулевое. Разве что интенсивность ударов могу увеличить и не задохнуться через минуту такой «рукопашки».
Что я и сделал вскоре после начала второго раунда. Особо не двигаясь, так, маленькими шажками, начал сближаться и обстреливать соперника со средней и ближней дистанций. Тот лишний раз старался не подставляться, но кое-что долетало. Но и сам при этом отстреливался. И в концовке раунда попёр на меня, так что парочку раз мне хорошо так попало, даже в голове слегка загудело, но рефери решил счёт не открывать. Может, и не заметил, я всем своим видом старался продемонстрировать, что ощутимого ущерба удары узбекского боксёра мне не нанесли.
– Давай, дыши, – говорил Лукич в перерыве, давя мою грудную клетку, хотя я даже толком и не запыхался. – По очкам он точно ведёт, попробуй выцеливать лучше, наносить более акцентированные удары…
И вдруг замер, глядя мне в глаза.
– Слушай, может, снимемся, а? Сообщу врачу, что у тебя нога травмированная, ведь это так и есть. Никто тебе и слова не скажет.
Я несколько секунд обдумывал услышанное, затем отрицательно мотнул головой:
– Нет, Семён Лукич, не пойдёт. Остались у меня ещё силёнки, попробуем что-нибудь придумать.
Тот вздохнул:
– Ну, моё дело предложить… Давай!
Он хлопнул меня по спине, отправляя на третий, решающий раунд. А у меня нога-то разошлась вроде, боли почти не чувствую. По идее заморозить бы её, как это делают футболистам (или будут делать), но где мы сами заморозку возьмём? А обращаться к врачу турнира – это раскрыть наш небольшой секрет, и правда мог бы на бой не выпустить. Так и пришлось через не могу работать.
Но сейчас боль затихла, и я даже попробовал подвигаться в обычной для себя манере. Ух ты! Больно, блин… Нет, лучше не рисковать, а то вообще одноногим останусь.
А вот Керимов, кажется, что-то прочитал на моём лице, о чём-то догадался, и явно ускорился, устроив вокруг меня настоящий хоровод. Да, крутиться вокруг своей оси практически на одной ноге – то ещё удовольствие. Какой вариант? Вжаться в угол и там попробовать отмахиваться? Но это значит капитуляция, пусть и почётная. А мне нужна была только победа! Иначе незачем было вообще приезжать сюда.
Я с такой силой стиснул зубы, что, казалось, сейчас прокушу капу. Наверное, видок у меня был ещё тот, когда я с перекошенным от боли и ярости лицом рванулся вперёд, нанося удар за ударом в это широкое лицо с немного раскосыми глазами. Керимов точно не ожидал от меня такой прыти, попятился, вскинув руки, а я бил и бил, бил и бил… Выносливости в запасе-то у меня осталось ого-го, я чувствовал, что готов если не горы свернуть, то махать вот так же ещё один раунд, четвёртый, если вдруг организаторы решил изменить правила. Но такого в принципе не могло случиться, это же любительский бокс, а потому экономить силы я не собирался. И чёрт с ней, с больной ногой, я шёл вперёд, давя соперника к канатам, к угловой подушке, не давая ему вздохнуть, и ничего не видя, кроме красной майки и чёрных перчаток перед собой, за которыми пытался спрятать своё лицо человек, стоящий у меня на пути к званию КМС и чемпионату СССР.
Корпус! Он же совершенно открыт! И я впечатал в синее пятно один за другим два удара, отчего Керимов хекнул, словно подавившись, и скрючился пополам. Левая перчатка опустилась, открывая левую же половину лица, и я с наслаждением засадил в челюсть правым боком.
Боковой – он же хук – самое грозное оружие в арсенале боксёра. Я ударил «кружкой». В советской школе бокса такой удар ещё долгое время будет считаться неприемлемым, потому что для его правильного исполнения необходим замах, а замахнуться – значит открыть зону подбородка, то есть пренебречь защитой. Поэтому советский боковой наносится горизонтальным кулаком, когда поднимался локоть и кулак по кратчайшей траектории знакомится с лицом соперника. Сильные стороны этого удара в том, что он требует меньших