Он злился на себя, на весь мир и бормотал, сжимая кулаки:

– Уж смеяться-то над собой я никому не позволю!

И вот он в лесу. Он десять дней выслеживает, караулит, скрадывает, у него действительно сильный насморк, потому что он два раза уже промочил ноги. Но он еще не сделал ни одного выстрела по лосю.

А сейчас проклятый зверь убил еще двух собак, за которых охотнику придется теперь платить Ларивону: только одна из собак – та, что уцелела, – была его собственная.

Убить зверя оказалось делом неожиданно трудным. Одинец решительно не желал встречаться с охотником и не принимал боя.

Теперь одна надежда оставалась у охотника: найти лежку и около нее подкараулить осторожного зверя. Но где оно, это таинственное убежище зверя?

Охотник широко открыл глаза.

Ну, конечно: опять то же место! Именно здесь всегда исчезает Одинец.

За этой чащей – большая гарь, за гарью – перелесок, за перелеском – там, где сейчас тявкает давно убежавшая собака, – непроходимое болото. Там обрываются следы.

Охотник вскинул ружье на плечо и пошел вперед, огибая чащу.

Он твердо решил немедленно разгадать тайну исчезновения Одинца.

Горелое место густо поросло дикой травой и лиственным молодняком. Было уже седьмое сентября, и зелень по-осеннему никла к земле[20].

Ноги охотника путались в цепких травах, но он шел напрямик через гарь – прямо на голос тявкающей все на одном месте собаки.

Несмотря на пышную растительность, гарь казалась безжизненной, птиц совсем не было слышно. Из высокой травы мертвыми головешками торчали черные обгорелые пни.

Один из них – прямо впереди – привлек внимание охотника своей странной формой. Его закрывала листва низеньких березок и мешала разглядеть.

«Что за чертовщина! – досадливо подумал охотник. – Мне положительно начинает казаться, что у него – глаз и он глядит на меня. В этой глуши скоро черти начнут мерещиться!»

Черная головешка, глядящая маленьким живым глазом, вызывала жуткое чувство.

«Подойду и стукну его прикладом, чтоб рассыпался», – думал охотник, шагая прямо к пню.

Но вдруг черный пень исчез. Охотник вздрогнул и остановился.

Ему пришло в голову снять с плеча винтовку и приготовиться стрелять. Но сейчас же стало стыдно своей суеверной трусости.

Он решительно сделал шаг вперед к тому месту, где только что был пень, а теперь не видно было ничего, кроме березок и травы.

Он не успел еще опустить ногу на землю, как черный пень появился опять. Он с треском и грохотом взорвался из травы и стремительно помчался прочь, забирая все выше над гарью.

Охотник, растерявшись, слишком поздно сорвал ружье и выпалил в воздух, не успев даже донести приклада до плеча.

– Дурак набитый! – громко выругал он себя, едва устояв на ногах от сильной отдачи в грудь. – Глухаря испугался! На десять шагов подпустил, – тут бы его и пулей можно, сидячего!

Он выбросил пустую гильзу из ружья, вложил новую и снова двинулся на лай.

Собака тявкала теперь близко – за перелеском, – но охотник думал о своем.

«И что за место такое дикое! Подумать только, что я в каких-то семидесяти верстах от города с его каменными домами, трамваями, автомобилями… Точно в сибирскую тайгу попал. Лоси и этот громадный глухарина… Как я его все-таки за пень принял? «Чисто что оборотень», – вдруг вспомнились слова Ларивона. – Так вот он, колдунский-то мошни́к. Действительно, ловкая птичка! С лосем покончу, надо будет и ее добить: тоже ведь, пожалуй, больше таких громадин не увидишь».

Охотник пересек уже перелесок и вышел к болоту. Собака сидела у самых кочек.

Он подошел к ней и стал внимательно разглядывать землю.

Следы лося вели прямо в воду. И на ближней кочке был ясный отпечаток круглого вырезанного спереди копыта.

«Ага, голубчик! – весело подумал охотник. – Не так уж ты хитер, как думают. Просто по кочкам прыгать мастер. Это, конечно, легче, чем исчезать под землю с такой тушей!»

И, не раздумывая долго, он прыгнул на ближнюю кочку.

След копыта был и на следующей кочке. Охотник перебрался на нее.

Но высокая кочка закачалась под ним, накренилась – и стала погружаться в воду. Охотник еле успел перескочить назад на твердую землю.

«Странно! – подумал он, глядя на грязные пузыри, выскакивающие на ржавой воде. – Ясно же, что он ступал по кочкам! Вот и остров недалеко».

Болото шло широким полукругом. С середины его поднимался остров с высоким темным лесом.

«Отлично! – сообразил вдруг охотник. – Значит, надо сначала послать пса. Он-то уж пройдет получше лося».

– Рогдай, сюда!

Пес поднялся и подошел к хозяину.

Это был старый, рыжий, с черным чепраком, гончак, с широкой грудью и крепкими ногами. Он внимательно глядел в глаза хозяину, не позволяя себе никакой фамильярности вроде виляния хвостом или собачьей улыбки.

– Вперед! – приказал хозяин, показывая на кочки.

Пес опустил голову и не тронулся с места, точно и не слышал приказания.

– Трусишь, бестий! – разозлился охотник. – Нет, врешь, пойдешь у меня.

Он поднял валявшийся на земле сук и замахнулся им.

– Вперед, ну!

Пес поджал хвост, нерешительно помялся на месте – и все-таки прыгнул на первую кочку.

– Иди, иди! – приказывал охотник, подталкивая его сзади суком. – Ну?!.

Пес прыгнул на вторую кочку, потом на третью и остановился, беспомощно озираясь на хозяина. Видно было, как кочка под ним медленно погружается в воду.

Но охотник был неумолим. Он принялся швырять в пса сучьями.

Тогда Рогдай, протяжно и жалобно, как над покойником, завыл.

– Что за черт! – ругнулся охотник. – Быть этого не может! В собаке и двух пудов нет, а в Одинце тридцать.

И вдруг, остервенев, гаркнул:

– Вперед, Рогдай!

Грозный окрик хозяина подействовал. Рогдай прыгнул.

Четвертая кочка разом пошла под ним в воду. Рогдай успел только повернуться мордой к хозяину.

– Сюда, сюда! – крикнул охотник, поняв, что верный пес в беде.

Но где там! Ноги уже завязли в топкой тине. Напрасно сильное животное билось, стараясь вытянуть их и добраться до ближней кочки. Рогдай погружался.

Охотник бросил к самой морде собаки большой сук, в расчете, что она сумеет на него опереться.