– Они нас не тронут, – сказал Кухулин, – мы можем пройти мимо них и спуститься в метро.

– Вы действительно избранный, – пораженный Спица опустился на колени, – предсказание было верным, и вы поможете Полису объединить метро, возродить человечество.

– Нет, – Кухулин покачал головой. – Встань, и давайте спрячемся за домом, чтобы вы случайно не посмотрели на звезду.

Когда все трое оказались в тени здания, суператор заглянул сквозь стекла противогаза в глаза брамина и понял, насколько тот потрясен. Кухулину, не желавшему заниматься бессмысленными поисками мифического фолианта с черными страницами и золотыми буквами, пришло в голову, что Спица мог бы помочь ему в деле освобождения Леноры. И сейчас, когда брамин находился в полушоковом состоянии, просто превосходный момент для быстрой перевербовки.

– Быть может, я открою тебе жуткую тайну, но я не избранный, помочь Полису и местным остаткам человечества не смогу. При всем желании.

Фольгер опасливо покосился на громадную тушу дедикура, мирно посапывающего всего в десятке метров от сталкеров, затем перевел взгляд на второго монстра, стоящего чуть дальше.

– Не беспокойся, – сказал Кухулин, – они уже забыли о нас и надежно защищают от других мутантов.

– Но ведь у вас такие способности, почему же вы ничего не сможете сделать? – с отчаянием спросил Спица. Вся былая спесь брамина безвозвратно растворилась в зимней ночи.

– Давай перейдем на «ты», – предложил суператор, – за последние пять минут мы сильно сблизились.

– У тебя способности, почему ничего нельзя сделать? – переспросил брамин.

– А что я должен сделать, по-твоему? Распространить кастовый принцип на все метро? Так у вас здесь и так вопиющее неравенство, – Кухулин пожал плечами. – Что принципиально изменится, если Полис станет гегемоном?

– Будет порядок, каждый будет знать свое место и то, что он должен делать в случае опасности, – с жаром заговорил Спица. – Осознание этого сплотит людей, поможет противостоять агрессивной среде.

– Двадцать лет прошло, а вы как были разобщены, так и остались. Ты хочешь навести порядок? Можно, конечно, попробовать. Наши активные действия рано или поздно приведут к всеобщей войне. Население подземки за полгода сократится раза в два. При этом не факт, что мы победим. Даже с моими способностями.

– Может, будет не все так кроваво, – возразил Спица, – а если и будет так, как вы… как ты говоришь, что с того? Мы все равно погибаем, а так хоть у кого-то останется шанс выжить. Ведь в таких условиях разобщение хуже строгой дисциплины.

– Слеза невинно замученного ребенка, – Кухулин, бросив быстрый взгляд на памятник, стоящий возле Библиотеки, впервые за время пребывания в Москве усмехнулся, – никогда не была для меня дилеммой, ибо такие вопросы решает простая арифметика, а не псевдомораль: сколько невинных детей погибнет в случае действия и сколько – в случае бездействия. И ты прав, может быть, мое вмешательство было бы спасением…

Суператор замолчал, и стало отчетливо слышно тяжелое дыхание дремлющего неподалеку дедикура.

– Так в чем же дело? – негромко спросил Спица.

– Есть такое место, километрах в трехстах-четырехстах отсюда, называется Десять Деревень. Там я возглавил восстание и победил. Я не уверен, что поступил правильно, вмешавшись в дела чужого для меня общества. Революция, принесенная извне, ведет к деградации. До коллапса таких революций было предостаточно, их называли «цветными». К развитию и прогрессу ведут лишь революции, созревшие изнутри. А теперь подумай – готовы ли вы все к переменам? В Десяти Деревнях я хотя бы видел предпосылки к восстанию. У вас таких предпосылок нет. Вы разобщены и дезориентированы, единственная ваша мотивация – еда и патроны. Нечто специально не дает вам сплотиться, и я против этого Нечто бессилен. Потому что один, даже со сверхспособностями, ничего не сможет сделать, если у него нет опоры на тысячи или хотя бы сотни других, на твердый фундамент, а не на болотную жижу. Протест должен быть надежно твердым, а не предательски болотным.

Наступила тишина, если не считать шумного дыхание дедикуров, чьи ноздри плевались облаками пара, быстро рассеивающимися в холодном воздухе. В погибшей столице обитало множество мутантов, но сейчас, казалось, все они притихли, чтобы подслушать разговор двуногих существ. От этого ощущения становилось не по себе.

– Нечто, что не дает нам объединиться, сидит в Кремле? – спросил брамин. – Это Нечто постепенно высасывает из нас жизнь, и оно сидит там? Оно не желает, чтобы мы, обычные люди, осознали общие цели. И ментально влияет на нас, провоцирует ссоры. Оно питается не только телами, но и негативными психическими излучениями. Так?

Кухулин проигнорировал вопрос. Он помолчал с полминуты, затем сказал:

– Нам нужно возвращаться в метро.

– Получается, я зря все эти годы служил Полису? – с надрывом спросил Спица. – Так получается?

– Я собираюсь покинуть Москву, – Кухулин буквально пронзил взглядом брамина. – Если хочешь, можешь пойти со мной, и мы обязательно найдем место, где у выживших есть шанс возродить цивилизацию.

Спица непроизвольно отступил на два шага и еле слышно проговорил:

– Я не знаю…

– Не знаешь, – Кухулин понимающе кивнул, – но ты подумай. А пока я хочу спросить тебя о другом: тебе ведь, как брамину, известно, что такое Суд Толкований?

Верховный Хранитель Книг был немало удивлен и озадачен. Впрочем, вскоре он подавил волну смятения и сообразил, откуда растут ноги. Кухулин, вернувшись вместе с Фольгером и агентом Спицей из похода на поверхность, неожиданно заявил, что он никакой не избранный и не собирается искать в Библиотеке мифический фолиант, что в связи с этим его жена Ленора должна быть освобождена и что он вызывает Верховного Хранителя на Суд Толкований, дабы Судьба решила, кто из них прав.

Тот факт, что пришлый знает о Суде Толкований, ошеломил брамина. Кто посмел поведать Кухулину об этой чрезвычайно редкой и не очень-то афишируемой процедуре? Феликс Фольгер? Вряд ли. Сталкер, работающий на Рейх, не мог иметь о ней никаких сведений. Эту информацию Кухулин наверняка получил от гражданина Полиса. Но от кого? От Спицына? Невероятно. Такое просто невозможно. Агент Спица являлся одним из самых преданных людей. Так кто же?

Вскоре разгадка пришла сама собой. Для того чтобы Суд Толкований состоялся, мало заявления истца, для этого необходимо официальное согласие правления одной из главенствующих каст: кшатриев или браминов. И это согласие было получено. Генерал Шогин, круглолицый стареющий мерзавец, в сопровождении своего рыжебородого денщика-подлеца, по совместительству работающего следователем, предстали перед Советом и заявили, что полностью поддерживают желание почтенного Кухулина отстоять свои права. Ведь пресветлый Полис – обитель мудрости, знаний и закона.

Все очень просто: генерал Шогин решил отомстить за то, что его команда без предварительных консультаций была снята с Ганзейских игр и заменена спецагентами из браминов. Проклятые кшатрии не могли и не хотели понять Верховного Хранителя, и мелочное желание поквитаться за случайно нанесенную обиду возобладало над принципом солидарности правящих каст. Что ж, неплохая попытка штабных крыс помешать его планам. Но ведь не факт, что у них хоть что-то получится.