Эдди улыбнулся:

– Аминь.

В два часа ночи преподобный Дон Т. Спейтс сидел за письменным столом в своем кабинете в здании, расположенном позади собора. Несколько часов назад пришлось вызвать на работу Чарлза и секретаря – от звонков и электронных писем не было отбоя. Перед преподобным высилась кипа распечаток, сделанных Чарлзом, перед тем как отказал сервер. Рядом лежал блокнот с записями о телефонных звонках. В приемной разрывался телефон.

Спейтс пытался взять в толк, что происходит. В дверь негромко постучали, и вошла секретарша со свежим кофе. Рядом с чашкой на подносе белела фарфоровая тарелка с шоколадным печеньем.

– Печенья больше не хочу.

– Хорошо, преподобный.

– И хватит отвечать на звонки. Отключи телефон.

– Да, преподобный. – Печенье исчезло вместе с секретаршей. Спейтс проводил ее недовольным взглядом. Ее прическа оставляла желать много лучшего, платье было измято, а ненакрашенное лицо подчеркивало старомодность всего ее вида. Да, конечно, она, должно быть, уже легла спать, когда он ей позвонил, тем не менее можно было бы и привести себя в порядок.

Едва дверь за секретаршей закрылась, как Спейтс достал из выдвижного ящика бутылку водки, плеснул ее в кофе и снова уставился в компьютерный экран. Доступа к его сайту не было из-за серьезной перегрузки. А теперь и весь Интернет, казалось, замедлял темп. Спейтс не без труда просмотрел знакомые христианские странички. Наиболее крупные, например, raptureready.com, не открывались вообще. Другие страшно «тормозили». Переполох, вызванный письмом Эдди, поражал воображение. Чаты, которые до сих пор работали, ломились от истерических возгласов. Многие их посетители писали, что немедленно отправляются на место сбора.

В кабинете царила всегдашняя приятная прохлада, однако Спейтс обливался потом, отчего шея в районе воротничка безумно зудела. Письмо Эдди, которое он успел прочитать раз двадцать, пугало его явным подстрекательством к вооруженному нападению на правительственный научный объект. Вдобавок в письме открыто упоминалось имя самого Спейтса. Естественно, его призовут к ответу. С другой стороны, может, это и к лучшему. Волна христианской ярости и мощи в состоянии изменить порядок вещей. Слишком долго христиан принижали, высмеивали, не принимали в расчет их мнение и ограничивали их возможности. Плохо ли, хорошо ли, но этот взрыв произведет переворот. Правительство и политики наконец поймут, насколько сильно христианское братство. «Разжег эту революцию я, – думал Спейтс. – Ни Робертсону, ни Фалвеллу, ни Своггарту, несмотря на то что они проповедовали много лет, были при деньгах и власти, – никому из них не удавалось добиться ничего подобного».

Он продолжал просматривать доступные интернет-страницы, надеясь найти какие-либо конкретные сведения о ходе событий, но вновь и вновь натыкался лишь на проявления злобы, ярости и истерии. И на тысячи копий письма.

А что, если Эдди прав?

Спейтса бросило в дрожь. Он не желал прощаться с жизнью. Его ужасала одна только мысль о том, что все его деньги, влиятельность, собор, телевизионная проповедь могут взять и потерять смысл, едва-едва появившись.

Гораздо сильнее его пугала мысль о том, какой в этот славный Господень день ему вынесут приговор. Всем ли сердцем он любил Бога? Не слишком ли много грешил? В его памяти ожили все когда-либо совершенные им гнусности: ложь, попойки, предательства, женщины и дорогие подарки, которые он покупал им на собранные пожертвования. И самое ужасающее – желание, каким он не раз возгорался, встречая где-нибудь на улице молоденьких мальчиков. Воспоминания обо всех этих прегрешениях – больших и малых, – выбравшись из многочисленных закутков памяти, выстроились перед ним и потребовали еще раз задуматься о каждом в отдельности.

Спейтса захлестнула волна страха, вины и отчаяния. «Боже всемогущий, всеведущий! Господи, помилуй мя, грешного!» – неистово взмолился Спейтс, и повторял эти слова до тех пор, пока невероятным усилием воли не загнал воспоминания в темную пещеру сознания. Господь простил его. Стоило ли так волноваться?

К тому же вряд ли совершалось второе пришествие. И чего это он так перепугался? Эдди, вне всякого сомнения, был сумасшедшим. Спейтс понял это с той самой секунды, когда впервые услышал по телефону писклявый, надтреснутый голос пастора. Любой сошел бы с ума, поселись он среди индейцев в пустыне, на удалении сотни миль от приличных ресторанов.

Спейтс перечел письмо в поисках признаков умственного расстройства автора и почувствовал приступ нового страха. Послание отличалось грамотностью, мощно воздействовало на сознание и не походило на бред умалишенного. А три шестерки, в которые превращались «Аризона» и «Изабелла», пугали больше всего.

Спейтса вновь прошиб пот.

Он отворил стеклянные дверцы книжного шкафа, достал одну из книг, открыл ее на тех страницах, где приводились гематрические таблицы, взял чистый лист бумаги и принялся вновь раскладывать слова на буквы и переводить их в числа. Как оказалось, Эдди допустил несколько ошибок в подставленных древнееврейских буквах. Спейтс дрожащей рукой суммировал правильные цифры и не получил шестьсот шестьдесят шесть ни в первом, ни во втором случае.

Откинувшись на спинку кресла, он облегченно вздохнул. Разумеется, весь этот сыр-бор разгорелся на пустом месте. Ему показалось, что ангелы спустились с небес и вытащили его из горящего озера. Он вытащил из кармана льняной платок и промокнул лоб и веки.

На его сердце по-прежнему лежала тяжесть. Господь, быть может, и простил его. Но простит ли пресса? И правительство? Не выдвинут ли ему обвинение за призыв к насилию? Или что-нибудь посерьезнее? «Надо бы связаться с адвокатом, – решил Спейтс. – Пока еще есть время. Наверняка найдется способ спихнуть всю вину на Кроули. Кроули, не я, заварил всю эту кашу».

Он потянул за воротник, желая впустить к своей несчастной липкой шее побольше прохладного воздуха. Не следовало привлекать к делу чокнутого пастора Эдди. Этого дурака, беспросветного тупицу!

Проповедник нажал на кнопку интеркома.

– Чарлз, зайди ко мне.

Обычно проворный и исполнительный помощник не ответил и не появился.

– Чарлз? Ты мне нужен.

Дверь открылась, и на пороге возникла изнуренная секретарша.

– Чарлз уехал, – мрачно произнесла она.

– Но ведь я никуда его не отправлял.

– Он уехал к «Изабелле».

Спейтс уставился на нее, не веря своим ушам. Да нет же, это невозможно! Чарлз?

– Ушел минут десять назад. Сказал, что его зовет Бог, и тут же исчез.

– С ума сойти! – Спейтс ударил рукой по столу. И только теперь заметил, что на секретарше жакет и что в руке она держит сумку. – Ты что, собралась следом за этим бараном?

– Нет. Я иду домой.

– Мне очень жаль, но я тебя не отпускаю. Придется работать ночь напролет. Свяжись с моим адвокатом, Ральфом Добсоном. Пусть немедленно едет сюда. Если ты не заметила, у меня серьезные неприятности.