У Ангела кончались и силы, и выносливость. Она не столько бросилась на захватчиков, сколько зашагала к ним, как-то сохраняя равновесие.

Лица с отвисшими челюстями и вытаращенными глазами были так смешны, что она истерически захохотала. Это действительно было смешно. Сциллы внутри нее уже не было, а у самой у нее не было сил драться, даже если бы она захотела. Самое большее, что она могла бы сделать, — свалиться на них сверху.

Наемники этого не знали. Вид растерзанной дикарки с окровавленным лицом, в серебряной коже и хохочущей, как берсерк, когда она бросилась к ним, загнал их обратно во внешние двери разбитого шлюза.

Ангел увидела последнюю возможность их задержать. Смех ее прервался режущим кашлем, от которого изо рта хлынула свежая кровь, она сделала еще два неверных шага к внутренним дверям шлюза. Широко раскинув руки, выпустив когти, она ухнула от усилия и вцепилась колючими руками в стальные панели, погрузив их почти до запястий. Собрав жалкие клочья сил, она вцепилась в панели, стягивая их вместе.

Была бы она свежей и отдохнувшей, механизм открытия дверей она бы преодолела без труда. В теперешнем состоянии она только могла медленно стягивать их под визг ломающихся шестерней и скрежет стали о камень. Панели выворачивались и вспучивались возле серебряных рук. Она схватила их слишком близко к краю, но не решалась выпустить и перехватить.

Враги закричали, повернулись, бросились снова к ней. Это пришпорило ее последние силы. Все ее существование сузилось до этой щели между дверьми.

Ну-ка…

Сопротивление дверей было неимоверным. Руки и все внутри горело. Черно-красные хлопья танцевали в глазу. Она отвернула лицо, когда наемники начали стрелять, решаясь использовать в тесном отсеке только резиновые пули.

Закрыться!

С пушечным выстрелом сдался механизм дверей, и панели с резким стуком сошлись. Не до конца, оставив щель величиной в толщину ладони, потому что покоробились, но большего она сделать не могла.

Ангел повисла на заклиненных руках, судорожно дыша и упрямо не давая себе свалиться в обморок. Попыталась замкнуть экзот, благо он все равно отказывался двигаться. В ангельском глазу мелькали предупреждения и сообщения об отказах, пульсируя в такт ударам сердца.

Раздались приглушенные ругательства. В щели появились пальцы в перчатках, пытаясь раздвинуть двери. Экзот, превратившийся в серебряные тиски, не давал этого сделать. Только с третьей попытки она смогла шепнуть: «Включить связь», и ей пришлось проглотить полный рот крови с пылью.

— Быстрее, — выдохнула она. Горло свело судорогой, в глазах собралась влага: слезы с примесью крови. — Я больше ничего… сделать не могу.

Облизывая окровавленные губы, чтобы сказать еще что-то, она услыхала сердитые слова на повышенных тонах с той стороны двери:

— Давай второй заряд! Высадим двери на фиг вместе с этой сукой!

Она опустила голову на руки и закрыла глаз.

Значит, вот как все кончается. Безмолвная тьма поднималась изнутри, и быть может, Ангел даже не узнает, что случилось. Сознание было, как дым в пальцах, оно ускользало и таяло.

Но она держалась. Это был ее последний шанс сделать все, как надо.

Она так много хотела ему сказать. Что она никогда и не жила, пока он не коснулся ее и не дал ей жизнь. Что она просит прощения за многое, что ему сказала, за то, что из-за нее он уехал. Так много сказать…

Голова ее свалилась набок, и накатила волна темноты с красным гребнем. Она теряет сознание? Она не знала точно. Только она знала, что следующая волна ее смоет, и от нее не уйти и ее не выдержать.

— Вернись, — прохрипела она безмолвно. — Пожалуйста, дай мне… еще одну попытку.

Она хотела объяснить, что имеет в виду, и услышать, ответит ли он, но безмолвная тьма схватила ее раньше. И обрушилась сверху.

И свалила.

Клавиатура Вальдемара лежала на прикроватном столике, все еще в режиме ожидания. Марши глянул на нее, когда откладывал в сторону, и заметил, что она подключена к устройству связи. Он мог бы ручаться, что его пациент говорил с посланными на Ананке наемниками, когда он вошел.

Так что вы сможете сделать так, чтобы они ушли, — сказал тогда ему Джон. Скоро станет ясно, был ли он прав.

Марши глядел на побледневшее от страха лицо Вальдемара, пытаясь совладать с эмоциями. Легкий рабочий транс позволял ему от них несколько отстраниться, но не полностью. Гнев, ярость и презрение клокотали в груди, требуя выхода.

— Фонд Рук Помогающих, — проскрежетал он вполголоса.

Вальдемар мигнул в недоумении, потом виновато стрельнул глазами в сторону клавиатуры, потом на лицо Марши и на его невидимые руки, нависшие над его грудью.

Марши дал Вальдемару почувствовать небольшой вес и давление, глядя, как на пепельном лбу и верхней губе выступает пот.

— А… а что такое? — выдохнул Вальдемар.

— А то, что в этот момент эта так называемая помощь хочет отобрать Ананке у ее законных хозяев.

— Они ничего не отбирают, — запротестовал Вальдемар.

— А что они делают?

— Они… они оказывают услугу.

— За некоторую цену.

— Да, но что… Марши перебил:

— Без возможности от этой услуги отказаться. Я слышу, что там творится и в этот момент, пока мы разговариваем. — Губы его сжались. — Ты знаешь, что мне хочется сделать?

Вальдемар вяло качнул головой. Все его поле зрения заполнило лицо Марши. Лицо человека, так заполненного яростью и презрением, что он готов на все. До него дошло, что он глядит в лицо своей возможной смерти.

Марши прищурил глаза.

— Мне хочется предложить тебе сделку. Услугу — за некоторую цену. — Он погрузил нематериальную руку в тело Вальдемара.

— Может быть, небольшую сердечную хирургию. — Касание нервного пучка вызвало у Вальдемара краткую резкую боль в груди. Он пискнул, глаза его полезли на лоб, лицо стало цвета снятого молока.

— Бессердечному паразиту вроде тебя не помешает небольшая наладка этого будильника. — Марши повторил касание, теперь сильнее, так что Вальдемар захлебнулся воздухом и тело его выгнулось в судороге.

Это было плохо, и Марши это знал. Хуже того, от этого было ощущение, что это хорошо. Желание заставить Вальдемара корчиться и умолять изливалось из рук как кипящий яд, налитый через край.

Ты же блефуешь, — напомнил он себе в отчаянии. — Ты же не сможешь причинить ему настоящий вред!

— Прошу вас! — взмолился Вальдемар, визжа от ужаса. — Нельзя так! Вы же д-доктор!

Марши еще пригнулся. Расстояние между их лицами стало всего несколько дюймов.

— Да, доктор. Я говорил с доктором Моро. Он мне передал твои слова, что люди, которым он служил, такого врача не заслуживают. Может быть, я — тот самый доктор, которого заслужил ты.