– Как все это бессмысленно…

– Нет, Элизабет. – Он крепко сжал ее руки. – Нет, не бессмысленно.

Она покачала головой:

– Я не принесла тебе ничего, кроме горя и страданий, и так было с самого начала… – Он заметил, что еще одна слезинка покатилась по ее щеке. – Я не смогла сражаться вместе с тобой. Я не соглашалась с тобой ни в чем. Меня никогда не было рядом, когда ты нуждался во мне. Все, что я делала, было не важно. А теперь, когда я ухожу из твоей жизни, никто даже и не узнает, что я здесь была. Я проиграла… и все это не имело ни малейшего смысла.

Джед взял ее лицо в ладони и пристально посмотрел ей в глаза. В его же глазах была такая нежность, что сердце ее, казалось, разрывалось на части.

– Элизабет, ты подарила мне большой белый дом в долине. Дом с колоннами и террасами, на которых можно танцевать. Ты подарила мне поцелуи по утрам и ласковые слова ночью. Ты вызывала во мне гнев и делала меня слабым – таким я прежде никогда не бывал. Каждый день с тобой был для меня удивителен, и ты научила меня понимать, что значит быть частью чего-то большего, чем ты сам. Я не заслуживаю всего того, что ты дала мне. Я никогда не рассчитывал на такое счастье, но теперь я никогда не стану прежним. Это очень много, Элизабет. Это самое важное в жизни. И не говори, что все это было напрасно.

В ней поднималась, ее душила страшная, непереносимая боль. Джед, научивший ее любить и бороться и оставаться сильной… Джед, сумевший приручить волка и сделавший своим верным другом пленного мексиканца… Джед с его мечтами о том, чтобы нажить состояние в диком Техасе и построить здесь дом… Она никогда не увидит, осуществятся ли эти мечты. Она никогда не будет жить в доме меж трех холмов. Но она никогда не станет и прежней Элизабет, потому что он вошел в ее жизнь и о нем ей не удастся забыть.

Рука Джеда дрожала, когда он провел пальцами по ее щеке и смахнул слезинку. Он хотел просить ее остаться с ним. Он готов был обещать, что все в их жизни изменится…

Но ничто не могло измениться. Ничто не могло изменить их жизнь, и потому он не попросил ее остаться.

Но как он будет обходиться без нее?

И тут какая-то неведомая сила бросила их в объятия друг друга – и сердца их забились в унисон. Он зарылся лицом в ее волосы, а она прижималась щекой к его груди. 4Наконец губы их встретились и слились в поцелуе. Из глаз Элизабет катились слезы, и Джед чувствовал вкус ее слез. Они по-прежнему сжимали друг друга в объятиях, и объятия эти становились все крепче.

А тем временем ночные тени удлинялись, и наконец на небе появилась луна, бросившая на них свой трепетный свет сквозь сосновые ветки и иглы. Ни один из них не находил в себе сил разомкнуть объятия.

Но у них не было выбора. Им пришлось возвратиться в лагерь.

Наступил самый глухой и темный час ночи. Луна уплыла за горизонт, но до рассвета оставалась еще целая вечность. Роса словно окутала землю пеленой, а воздух был чистым и бодрящим.

В тени треснувшей скалы пятеро мужчин выбрались из своих спальных мешков. Они надели шляпы и молча натянули сапоги. Один из них удалился облегчиться, и звон струи, ударявшей в палые листья, был единственным звуком в глухой ночи. Кто-то высморкался и сплюнул, прочищая горло. Кто-то сунул в рот кусок вяленого мяса и принялся жевать. Они занимались своими делами молча и уверенно, ибо умели видеть в темноте и различать предметы, не видимые непривычному глазу. Они умели смотреть глазами ночи.

Они поели, не разжигая костра, и обошлись без горячего кофе, удовольствовавшись провизией из седельных сумок. Это была жизнь охотника, выслеживающего дичь; впрочем, каждому из них приходилось переживать и худшие времена.

Хартли первым вскочил на лошадь. Проверив, заряжены ли пистолеты и ружье, он с высоты седла окинул своих наемников взглядом, полным холодного презрения.

– Последнее напутствие, джентльмены. Филдинг мой. Но первый же из вас, кто прикоснется к женщине, окажется под прицелом моего пистолета.

Ньют Джонсон ответил ему взглядом, полным такого же холода и презрения.

– Мы не убиваем скво, Хартли. Если бы мы пожелали девчонку, то давно добрались бы до нее.

Губы Хартли растянулись в подобии улыбки.

– И все же постарайтесь не подстрелить ее случайно. Она дочь моего друга, и ее нельзя осуждать за скверный вкус при выборе мужа. Не хочу обагрить свои руки ее кровью.

Мужчины, стоявшие подле Хартли, были опытными наемными убийцами, у каждого из них был свой нелегкий жизненный путь. Убивали же они в основном из алчности, и ни один из них прежде не встречал такого человека, как этот странный англичанин, пытавшийся защитить женщину, одновременно убивая ее мужа. Прежде им не встречался человек, который убивал бы просто потому, что считал это справедливым и правильным, и от этого им всем было немного не по себе. Возможно, сознание того, что человек, нанявший их, был способен без особых раздумий убить любого из них, хотя платил им за убийство другого, вызывало у них неприятное чувство.

Он им не нравился, и они не доверяли ему, что, впрочем, не мешало им брать у него деньги и выполнять заказанную им работу. И каждый из них втайне радовался, что работа эта, как видно, близилась к концу.

Наконец один из них, прищурившись, проговорил:

– А стадо будет нашим?

– Поступайте с ним как знаете. Но советую вам особенно не шуметь, джентльмены, и не гнать скот во всю прыть.

Мужчины проверили свое оружие и подтянули подпруги. Затем молча уселись в седла и направили своих лошадей в ночь.

Кид Бейкер отстал от остальных и поехал вровень с Джонсоном, замыкавшим кавалькаду. Они и прежде всегда держались вместе и считались приятелями.

– У меня скверное предчувствие, дружище, – проговорил Кид.

Джонсон посмотрел на него с удивлением. Ему казалось, что эта работа совсем простая. Им предстояло напасть на лагерь, когда люди в нем только просыпались, когда их головы еще затуманены сном, а руки отяжелели. Человек, стоявший ночную вахту, должен был отправиться завтракать. Женщина должна была пойти в лес собирать ветви для костра. Казалось, что все очень просто, дело верное.

Однако приятели были опытными и осторожными людьми, и они прекрасно знали, что риск существует во всяком деле.

С минуту поразмыслив, Джонсон спросил:

– Как думаешь, человеку дано знать, когда он умрет? Кид тоже задумался.

– Не знаю, – ответил он наконец. – Впрочем, если бы и знал, то это ничего бы не изменило.

– Думаю, ты прав, – кивнул Джонсон.

После этого приятели не обменялись ни словом, потому что все пятеро уже приближались к лагерю, погруженному в сон. Остановившись, они довольно долго приглядывались, изучая лагерь. Потом, переглянувшись, взялись за дело.

* * *