пуррк! – прорычал Пиппо. Вид у него, как всегда, был яростный и вместе с тем ликующий. – Это Ампутис Дюдю. Он не нравится, как я петь.

– Его зовут Амадис, – поправила Бронза.

– Ну Амадис! Амудис-Ампутис! Какой хрен разница?

– А что там за история с лавочкой? – спросил Ата.

– Дипломатический штучка этого Ампутилуса. Он хочет меня экстрагировать… Как разинет хайло, так словами и сыпать, пуррк! Других не знает! Говорит, это надо было ждать.

– Экспроприировать? Тебя? – удивился Ата.

– Во-во. Это такой в этом краю крайнее слово.

– Тогда тебе не надо будет работать.

– А на кой я буду делать с этими дурацкими каникулы?

– Слушай, выпей с нами стаканчик, – предложил Ата.

– Благодарю, патрон.

– Это железной дороге помешал ваш отель? – спросила Бронза.

– О да! – сказал Пиппо. – Этой хреновой железной дороге! Чин-чин!

– Чин-чин, – повторила Бронза, и все трое опорожнили свои стаканы.

– А что Анжель, дома? – спросил Ата.

– У себя, кажется, – сказал Пиппо. – Точно не знаю. Но думаю, так. Сидит, чертит, чертит… – Он нажал на кнопку позади стойки. – Если Анжель у себя, то скоро приходить.

– Спасибо тебе, – сказал археолог.

– Этот Амудополис – сущий пуррк, – сказал Пиппо в заключение и снова принялся напевать, вытирая стаканы.

Видя, что Анжель не спускается, Атанагор спросил:

– Сколько я тебе должен?

– Тридцать франков, – ответил Пиппо. – Тоска здесь, нищета.

– Вот, возьми, – сказал археолог. – Пошли с нами, посмотришь, как строят. Анжеля, похоже, нету.

– Э-э! Куда я пойду! – сказал Пиппо. – Они крутятся тут, как мухи. Я уйду – они всё выпивать.

– Ну тогда счастливо.

– Счастливо, патрон.

Бронза послала итальянцу обворожительную улыбку, и Пиппо залепетал что-то несуразное. Она вышла вслед за Ата, и они вместе направились к стройке.

В воздухе пахло смолой и цветами. Безжалостно скошенные зеленые травы были раскиданы по обеим сторонам трассы, намеченной грейдерами; из жестких стеблей вытекали стеклянистые, благоухающие капли; они скатывались на песок и облипали желтыми крупинками. Дорогу тянули вдоль линии, намеченной в соответствии с указаниями Дюдю. Атанагор и Бронза растерянно и грустно смотрели на охапки упругих трав, безвкусно набросанных вдоль обочины, и на истерзанную поверхность когда-то гладких дюн. Они поднялись на холм, спустились в ложбину, поднялись снова – и увидели стройку.

Голые по пояс, Карло и Марен гнули спины под безучастным солнцем, вцепившись обеими руками в крупнокалиберные пневматические молотки. Воздух содрогался от их сухого треска, к которому добавлялось глухое ворчание компрессора, работавшего на некотором удалении. Рабочие копали без передышки, почти ослепленные фонтанами взлетающего песка, который лип к их влажной коже. Одно измерение дороги было уже выровнено, и по обеим сторонам рва вздымались высокие, острые насыпи. Рабочие врезались в дюну на среднем уровне пустыни, вычисленном Анной и Анжелем на основании предварительных топографических данных, но уровень этот оказался гораздо ниже поверхности, по которой ходили ногами. Так что дорогу пришлось пустить по дну котловины, а песок ссыпать по обеим ее сторонам.

Атанагор нахмурился.

– Ничего себе… – сказал он.

Бронза не ответила. Они подошли к землекопам.

– День добрый, – сказал археолог.

Карло поднял голову. Он был высокий, светловолосый, с голубыми, налитыми кровью глазами, которые, казалось, не видели собеседника.

– Привет! – буркнул он.

– Дело идет… – сказала Бронза.

– Туго, – возразил Карло. – Земля твердая. Как камень. Песок только сверху.

– Так уж получается, – начал объяснять Атанагор. – Здесь совсем не бывает ветра, вот песок и спрессовывается.

– А чего ж это он не спрессовывается на поверхности? – спросил Карло.

– Там, куда проникает солнечное тепло, не может происходить окаменения.

– А-а… – сказал Карло.

Марен перестал бурить.

– Если будем останавливаться, сейчас эта сволочь Арлан сюда припрется, – сказал он.

Карло включил свой молоток.

– Вы что же, одни все делаете? – спросил Атанагор.

Ему приходилось орать, чтобы перекрыть адский рев механизмов. Длинный стальной бур впивался в песок, поднимая тучи голубоватой пыли: натруженные руки Карло отчаянно сжимали горизонтальные рукоятки.

– Одни!.. – выкрикнул Марен. – Остальные уехали за балластом.

– Как, три грузовика? – прокричал Атанагор.

– Да! – завопил в ответ Марен.

У него была черная косматая шевелюра, волосатая грудь и изможденное детское лицо. Взгляд его оторвался от археолога и остановился на молодой женщине.

– Это кто? – спросил он Атанагора, выключив молоток.

– Меня зовут Бронза, – сказала женщина, протягивая руку. – Мы делаем ту же работу, что и вы, но только под землей.

Марен улыбнулся и осторожно сжал ее крепкие пальцы в своей сухой, растрескавшейся ладони.

– Привет, – сказал он.

Карло продолжал рыть. Марен с сожалением посмотрел на Бронзу:

– Нам нельзя останавливаться. Из-за этого Арлана. А то пошли бы выпили по стаканчику.

– А твоя жена?.. – прокричал Карло, выключая мотор.

Бронза расхохоталась:

– Неужели она такая ревнивая?

– Да нет, – сказал Марен, – она ведь знает, что я серьезный парень.

– Попробуй тут не быть серьезным, – заметил Карло. – В этой дыре не шибко разгуляешься…

– Так увидимся в воскресенье, – пообещала Бронза.

– После мессы, – пошутил Марен.

– Здесь не ходят к мессе.

– Тут есть отшельник, – сказал Атанагор. – Его вроде будут посещать по воскресеньям.

– Кто это придумал? – насторожился Марен. – Лично я предпочел бы выпить с этой крошкой.

– Аббат сам вам все растолкует, – сказал археолог.

– Да пошел он… Терпеть не могу священников.

– А чем тебе еще заниматься? – насмешливо проговорил Карло. – Может, отправишься на прогулку со шпанятами и супружницей?

– Я тоже не люблю священников, – сказал Атанагор, – но этот совсем не похож на остальных.

– А толку-то? – ответил Марен. – Все равно он в сутане.

– Он ужасный весельчак, – сказала Бронза.

– Такие всего хуже.

– Давай-ка пошевеливайся, – сказал Карло. – Того гляди, эта сволочь Арлан нам на голову свалится.

– Ладно, поехали… – проворчал Марен.

Воздух снова наполнился оглушительным треском, и в небо ударил фонтан песка.

– Счастливо оставаться, ребята, – сказал Атанагор. – Выпейте чего-нибудь у Баррицоне и запишите на мой счет.

Археолог пошел прочь. Бронза помахала Марену и Карло рукой.

– До воскресенья! – крикнул Марен.

– Чего рот раззявил! – одернул его Карло. – Эта девочка не про твою честь.

– Да он же старый хрыч, – сказал Марен.

– Размечтался. Он еще мужик хоть куда.

– Ну, значит, он ядреный старый хрыч. Такие тоже бывают.

– Вот заладил! – буркнул Карло и запястьем отер с лица пот.

Они легко надавливали на тяжелые, нависающие глыбы; те отваливались, грохались вниз, и взлетающий песок обжигал горло. Ухо рабочих привыкло к однообразному гулу машин, и они могли тихо переговариваться. Обычно они разговаривали во время работы, чтобы скрасить тяжкие часы, тянувшиеся бесконечно долго.

Карло принялся мечтать вслух:

– Вот закончим…

– Мы никогда не закончим.

– Пустыня где-нибудь да кончается…

– Другая работа подвалит.

– И все-таки сможем прилечь ненадолго…

– Хоть остановимся…

– Нас оставят в покое…

– Там будет земля, будут вода и деревья. И красотка под ними.

– Мы перестанем