Стоя на пороге гостиной, она чуть помедлила, и тут же до нее долетел приглушенный голос ее отца.

— Чем ты недоволен, собственно говоря? Разве я плохо потрудился, да и Бард уверил меня, что все отлично. Любящий отец должен хорошо знать собственное дитя.

Ответ Малькольма поразил ее.

— Счастлив только тот, чей родитель убрался к черту на рога!

— Тихо, тихо! — пристыдил его Роберт. — Тебя что, не учили в детстве, что старших надо уважать, а, молодой человек?! — Последовавшее за этим долгое молчание, а затем глубокий, удовлетворенный вздох свидетельствовал о том, что Сомертон осушил бокал своего любимого напитка. Хихикнув, он продолжал: — Теперь будь осторожен. Не то оставлю денежки кому-то еще, а тебе придется постараться, чтобы отыскать их.

— Ты пьян, — глухо прозвучал голос Малькольма.

— Да неужто? — прошипел Роберт сквозь стиснутые зубы и уже собирался ответить, как вдруг из коридора появилась Мери и окликнула хозяйку. В руках у нее был тяжело нагруженный поднос с чистой посудой.

— Добрый вечер, мэм. Слава Богу, вы оправились.

Ленора слабо улыбнулась, у нее не было желания спорить с девушкой. Увидев, что Мери скромно отошла в сторону, Ленора толкнула дверь в гостиную. Увидев ее, Малькольм встал и стремительно двинулся ей навстречу. На губах его играла странная улыбка, он окинул ее нежным взглядом. Представив на минуту, как его руки смыкаются у нее на талии, Ленора стиснула кулаки и отпрянула к двери, собираясь бежать.

— Присоединяйтесь к нам, дорогая. Мы уже истосковались без лицезрения вашей красоты, а теперь вы с нами и это радость для нас. Ты же не будешь так жестока, чтобы лишить нас этого наслаждения. Позволь нам только полюбоваться тобой.

Роберт с видимым трудом выбрался из кресла и поднял свой бокал, приветствуя ее.

— Присоединяюсь. Ты — самая очаровательная дочь, которую только может пожелать мужчина. — Сделав огромный глоток, чтобы подкрепить свой тост, он молодецки подкрутил усы. Откашлявшись, Сомертон удивленно заглянул в пустой бокал и сунул его Мери, чтобы она наполнила его виски. — Будь хорошей девочкой и принеси мне виски.

Лоб Малькольма избороздили угрюмые морщины. Провожая Ленору к ее креслу, он пробурчал:

— Разве так трудно потерпеть до ужина?

Небрежно отмахнувшись от молодого человека, Сомертон повернулся к горничной.

— Глоток-другой виски мне не повредит, милочка.

Не зная, что делать, девушка растерянно взглянула на Малькольма. Заметив, что тот неохотно кивнул, она наполнила бокал. Потирая руки с довольным видом, Сомертон подавил смешок, нетерпеливо дожидаясь, пока служанка принесет бокал и, будучи в приподнятом настроении, принялся весело декламировать:

— Были у королевы четыре Мери, сегодня только три. Была там Мери Битон, а также Мери Ситон и Мери Чермишель и… — подмигнул смущенной девушке и закончил: — …и ты, моя милая Мери Мерфи.

Девушка прикрыла рот ладонью, чтобы не рассмеяться и стремглав выскочила из комнаты. Малькольм проводил ее взглядом и укоризненно покачал головой, а потом устроился рядом с Ленорой на диване. Как только он коснулся ее, взгляд его потеплел.

— Как странно, что ты выбрала именно это платье для сегодняшнего вечера, милая, — пробормотал он, погладив пальцем мягкую ткань.

— Странно? Но почему? — На виске ее слабо забилась жилка. Ей и самой уже приходило в голову, что это платье она когда-то выбрала для особо торжественного случая.

По губам его скользнула нежная улыбка.

— Да что с вами, мадам?! Ведь именно это платье вы когда-то выбрали, чтобы обвенчаться со мной!

Его слова камнем легли ей на сердце, одним ударом разрушив все ее светлые мечты. В ответ с ее губ сорвался лишь слабый шепот.

— Мне и в голову не приходило, что платье такое старое. Или, может быть, я что-то путаю? Когда, вы сказали, мы…

— Мы обвенчались почти сразу же после того, как познакомились. После этого вы его почти не надевали.

— Меган сказала, что оно лежало в чемодане и сильно помялось, — внезапно сказала она, лихорадочно пытаясь припомнить, не говорил ли он, когда они познакомились.

Он накрыл своей ладонью ее руку жестом любящего мужа.

— Мне было не до того, чтобы заботиться о платьях. Ведь я сходил с ума, не зная, что с тобой. Этот сумасшедший, что похитил тебя — ведь он Бог знает куда мог тебя увезти!

Ее взгляд равнодушно скользил по комнате, Ленора даже не отдавала себе отчета, что она видит. Восточную стену комнаты занимал огромный камин, по обе стороны от него были окна, а над ним висел на первый взгляд ничем не примечательный пейзаж. Картина была довольно посредственная и странно не вязалась с остальной обстановкой комнаты. В какое-то мгновение Ленора вдруг увидела в картине свое отношение к этим двум малознакомым мужчинам. Как бы они не уверяли ее в обратном, она чувствовала, что не имеет ничего общего ни с ними, ни с этой жизнью. Ей нужен был Эштон!

Нежные, чуть розоватые лучи зари, разгорающейся на востоке, легко скользнули по поверхности моря, окрасив ослепительно-белую пену в бледно-розовые тона и сделав ее похожей на грудку фламинго, и разбудили сердце Леноры, заставив его раскрыться навстречу красоте раннего утра. Небрежно пригладив растрепавшиеся волосы, она вышла на веранду полюбоваться морем. Отсюда оно выглядело еще более величественно, чем из окон ее спальни. Слуги суетились на кухне, готовя завтрак, но весь остальной дом был погружен в тишину, только из спальни Роберта Сомертона доносился оглушительный храп. Она так и продолжала называть его про себя «Робертом» или «мистером Сомертоном». Для Леноры, сколько она ни старалась, было невозможно назвать этого абсолютно чужого для нее человека отцом или каким-нибудь уменьшительным именем, тем более, что она по-прежнему не помнила даже его лица. Он был просто Роберт Сомертон. Из того, что когда-то рассказывал Эштон, она знала, что у ее отца тяжелый характер, но его тяга к спиртному явилась для Леноры крайне неприятным сюрпризом. Едва открыв глаза, он требовал кофе, который щедро разбавлял бренди, ну, а потом пил весь день все, что попадалось на глаза.

Порыв свежего морского ветра подхватил ее белый пеньюар, заставив легкую ткань облепить ее с головы до ног. Ленора вдохнула полной грудью соленый воздух, наслаждаясь утренней свежестью. Хотя с ее приезда прошло чуть меньше двух недель, ей казалось, что миновала вечность с тех пор, как она покинула Белль Шен и поселилась в этом доме на берегу моря. Несколько дней ей пришлось провести в постели, балансируя на грани бреда, но наконец лихорадка оставила ее. Ленора понемногу оправилась и начала знакомиться с домом и с теми, кто жил здесь, с его живописными окрестностями. Очень скоро она убедилась, что когда-то любила этот дом, ей было тут хорошо. Она помнила в нем каждый уголок, каждую складку на шторах и драпировках, каждое дерево, что заглядывали в окна и клали ей на подоконник пышные зеленые ветки. А она помнила их в роскошном осеннем убранстве или голыми, дрожащими от зимней стужи. Даже мерный рокот набегающих волн океана был ей хорошо знаком, она всегда любила слушать его, следя за полетом беспокойных чаек, что суетливо сновали над берегом, то и дело с оглушительным криком падающих прямо на скалы, чтобы подобрать мелкую рыбешку. Ей нравилось наблюдать за крохотными черными точками возле самого горизонта, нравилось следить, как они все растут, медленно приближаясь к берегу, превращаясь в огромные красавцы-корабли. Они, словно морские птицы, горделиво летели с волны на волну, раздувая ослепительно-белые громады парусов. При их приближении она начинала мечтать, и ей казалось, что она чувствует, как качается нагретая солнцем палуба под босыми ногами и свежий ветер игриво треплет ее волосы. Чувствовала она порой, как сзади к ней прижимается мужская грудь, а сильные, загорелые руки ласкают ее тело. Увы, мало радости приносили ей эти мечты!