– Пусть наслаждаются. Уверена, он и спустя годы не назовет ее похотливой медсестрой, как случилось когда-то со мной.

Эмма поднялась выше по склону. Двое старших сыновей Кишана стояли рядом и, беря с нее пример, смотрели на закат. Лицо девушки освещали последние лучи солнца. Она буквально сияла. В Амбаре Эмма ходила и улыбалась иначе. Здесь она начала понимать что-то очень важное. Девушка быстро влилась в деревенские будни. Впервые Тома смотрел, как его дочь переживает яркий момент своей жизни, и ему не нужно было исчезать. Не нужно было прятаться, чтобы наблюдать за ней. Он наконец-то нашел свое место рядом с Эммой.

Полин поцеловала его в щеку и тихо шепнула:

– Ты смотришь на нее, как отец, гордящийся своей дочерью…

Когда последние отблески дня погасли, Кишан с детьми и Эмма отправились обратно. Полин с Тома немного задержались. Они устроились на каменной скамье. Тома погладил теплый камень.

– Только представь, еще несколько месяцев назад я сидел здесь совсем один. А сегодня вечером я здесь с тобой, и Эмма тоже приехала. Элен утверждает, что мы навсегда запоминаем все подробности того места, где узнали новость, перевернувшую нашу жизнь. Я сидел как раз на твоем месте, когда Кишан сообщил мне, что у меня есть дочь, и показал ее фотографии. Я помню все, каждый камушек, голос Иши, распевающего у своего костра, дыхание ветра, раскаленные искры, кружащие в ночи.

Полин прижалась к нему, отчасти из-за прохлады, но главным образом из-за своих чувств. Она положила голову ему на плечо и взяла его под руку. Она прошептала ему что-то на ухо. Тома замер. Она призналась ему, что хотела бы провести с ним остаток своей жизни. Он позволил ее словам заполнить себя. Это уже были не крошечные солдаты, штурмом берущие крепость, а союзники, прибывшие для подкрепления. Полин также предупредила, что, как бы он ни сопротивлялся, она все же купит ему новые часы и рубашки по размеру. А еще она попросила его больше не делать комментариев по поводу каблуков, которые выбирает себе Эмма.

Уже совсем стемнело. На небе загорались звезды. Ни Тома, ни Полин не хотелось, чтобы это мгновение закончилось. Тома наслаждался прекрасным зрелищем и теплом Полин.

Женщина вздохнула. С безмятежным видом она призналась ему, что действительно никогда не забудет это место. Затем сообщила, что на этой скамье их сейчас не двое и что через несколько месяцев на свет появится кто-то, ради кого стоит надеяться, жить и строить; кто-то, кому нужно будет открыть красоту этого мира и его обитателей; кто-то, кого также нужно будет научить защищаться от опасностей жизни. Маленький человечек, за которого они вместе будут бояться.

Впервые в жизни Тома не поднялся со своего места первым.

На часах почти четыре утра. Впервые за несколько дней я выбрался из своей норы, где дописывал последние главы. Окно кабинета распахнуто настежь. Солнце еще не встало. На улице темно, немного прохладно. Я глубоко дышу в обступившей меня тишине…

Совсем скоро я положу руки по обе стороны от клавиатуры и смогу перевести дух. Но прежде хочу поговорить с вами. Это мой долг. Спасибо, что дошли со мной до этих страниц. Мои слова обретают жизнь только потому, что вы это позволяете. Ваше внимание и ваши чувства служат мне источником вдохновения. Надеюсь, вы хорошо провели время. Я люблю фантазировать, смеяться и переживать и тешу себя безумной надеждой, что и вас книга заставит делать то же самое. Мне хорошо с вами. Я не хочу, чтобы вы засунули меня в тумбочку или бросили в сумку. Не убирайте меня никуда! Мне не хочется, чтобы вы куда-нибудь уходили. Хотя я понимаю, что вы должны это сделать. У вас своя жизнь, свои обязательства, другие желания.

Прямо сейчас, будь это возможно, я бы вышел из дома, прошелся по пустынным улицам и встретился с вами. Вы сидели бы на скамейке – быть может, в сквере, где я люблю назначать вам встречи – и я сел бы рядом с вами.

По большому счету мы с вами все-таки знакомы. Поболтали бы, как Тома с Полин на берегу реки или с Кишаном на горном карнизе. Или же просто помолчали бы. Молчание ведь тоже может много значить. Смотрели бы, как встает солнце. Жить рядом с теми, чье сердце бьется в такт с моим, – моя цель.

Эта книга родилась несколько лет назад, в порыве чувства. Если хотите, я расскажу. Но в качестве предисловия должен сообщить, что раньше я никогда не боялся летать на самолете. Мог летать на любом аппарате, над любой территорией. Этого требовали съемки, и я не возражал. Мы чуть не разбились возле Большого каньона, провели несколько часов, прицепившись к вертолетам… Когда мы летели над Уралом, в нас ударила молния, повредив радио, – все так перепугались, что не притронулись к еде. И мне достались порции жены и друзей! Все это я рассказываю, чтобы вы поняли, что аэрофобией я не страдал никогда.

Но однажды, во время короткого перелета в Лондон, я натерпелся жуткого страха. Полет, правда, прошел замечательно. При возвращении было еще хуже. И с тех пор при каждом взлете и каждой посадке, при малейшей турбулентности мое сердце начинает бешено колотиться, и я хватаюсь за подлокотники, пытаясь сдержать поднимающийся внутри ужас. Во время того полета в Лондон я внезапно перешел от блаженного легкомыслия к неконтролируемой панике.

В моей жизни на тот период изменилась лишь одна вещь: жена подарила мне маленькое существо, за которое я начал бояться. У нас появился наш первый ребенок. Страх усилился десятикратно с появлением второй малышки. При одной только мысли, что я удаляюсь от них, мне становилось плохо. В самолете все было еще хуже, поскольку там от меня мало что зависело.

Каждый раз я молился всевозможным богам, чтобы они позволили мне остаться в живых и вернуться домой. Увидеть своих близких, прикоснуться к ним, быть в состоянии что-то сделать для них. При каждом отъезде я устраивал себе строжайший внутренний экзамен, пытаясь убедить небесного судью, ведущего мое досье, что, даже если я и совершил много грехов, мое желание выжить обусловлено стремлением еще послужить самому чистому, что есть в моей жизни: моим детям. Мне кажется, ради них мы совершаем свои лучшие поступки. Именно дети связывают нас с нашей истинной сущностью. Потому что они – наше будущее, потому что мы отвечаем за них, потому что через них учимся всему заново.

Я люблю своих близких, люблю жизнь, обожаю свою жену, но больше всего я стремлюсь вернуться домой к своим малышам. Я хочу остаться на этой земле, чтобы их защитить, помочь им найти свое место в жизни. Это немного эгоистично, но я хотел бы увидеть, как они растут. Дать жизнь легко, самое сложное начинается потом.

Во время этих первых полетов, наполненных тревогой, я был слишком сосредоточен на своих страхах, чтобы смотреть по сторонам. Но постепенно я нашел в себе силы и начал наблюдать за людьми вокруг меня. Очень многие боятся летать на самолетах. Я вижу, как они закрывают глаза, как их руки хватаются за подлокотники, как судорожно сжимаются их пальцы. Я замечаю, как шевелятся их губы в беззвучной молитве. В конечном итоге я решил с ними заговорить.

Чаще всего этими людьми движет не страх смерти. В большинстве случаев их тревожит то, что они больше не смогут быть рядом с дорогими людьми. Они не хотят оставлять тех, кому будет тяжело без их помощи. Обычно это волнующее чувство связано с детьми, но не только. Родители, друзья, родственники, нуждающиеся в уходе или поддержке, – наша потребность защищать может проявляться по отношению к кому угодно. Я осознал, что людей, испытывающих страх за кого-то, очень много.