Сперва меня захлестнул приступ гнева, я не знал, как удержаться от того, чтобы не войти в будуар, не схватить Мэри Паско за плечи, не велеть немедленно собираться и тут же не отправить ее с Веллингтоном к себе домой.

Как Рейчел посмела пригласить ее в мой дом под предлогом, будто она больше не может оставаться со мной вдвоем, предлогом надуманным, жалким, оскорбительным? Неужели я обречен на общество Мэри Паско в столовой, Мэри Паско в библиотеке и в гостиной, Мэри Паско в парке, в саду, Мэри Паско в будуаре Рейчел, обречен всегда и везде слушать бесконечную женскую болтовню, которую я терпел только на воскресных обедах, и то в силу давней привычки?

Я пошел по коридору; я не переоделся и был во всем мокром. Я открыл дверь будуара. Рейчел сидела в своем кресле, Мэри Паско — на скамеечке, и они вместе разглядывали огромный том с гравюрами итальянских садов.

— Так вы вернулись? — сказала Рейчел. — Ну и день вы выбрали для верховой прогулки! Когда я ехала к дому викария, экипаж чуть не сдуло с дороги. Как видите, мы имеем удовольствие принимать Мэри у себя в гостях.

Она уже почти освоилась. Я очень рада.

Мэри Паско хихикнула.

— Это был такой сюрприз, мистер Эшли, — сказала она, — когда ваша кузина приехала забрать меня! Остальные позеленели от зависти. Мне просто не верится, и все же я здесь. Как приятно и уютно сидеть в будуаре… Даже приятней, чем внизу. Ваша кузина говорит, что вы всегда сидите здесь по вечерам. Вы играете в крибидж? Я без ума от крибиджа. Если вы не умеете играть, я с удовольствием научу вас обоих.

— Филипп не увлекается азартными играми, — сказала Рейчел. — Он предпочитает сидеть и молча курить трубку. Мы будем играть с вами вдвоем, Мэри.

Она посмотрела на меня поверх головы мисс Паско. Нет, это не шутка. По ее серьезному взгляду я понял, что она все как следует обдумала.

— Могу я поговорить с вами наедине? — резко спросил я.

— Не вижу в этом необходимости, — ответила она. — При Мэри вы можете спокойно говорить все что угодно.

Дочь викария поспешно поднялась на ноги.

— Ах, прошу вас, — сказала она, — я совсем не хочу вам мешать. Мне нетрудно уйти в свою комнату.

— Оставьте двери открытыми, Мэри, чтобы услышать, если я позову вас, — сказала Рейчел, не сводя с меня пристального враждебного взгляда.

— Да, конечно, миссис Эшли, — сказала Мэри Паско. И прошмыгнула мимо меня, оставив все двери открытыми.

— Зачем вы это сделали? — спросил я Рейчел.

— Вы отлично знаете, зачем, — ответила она. — В записке я вам все объяснила.

— Сколько времени она здесь пробудет?

— Столько, сколько я сочту нужным.

— Больше одного дня вы не выдержите ее компании. Вы доведете себя до безумия. И меня тоже.

— Ошибаетесь. Мэри Паско — хорошая, безобидная девушка. Если я не буду расположена к беседе, то не стану с ней разговаривать. Во всяком случае, ее присутствие в доме позволит мне чувствовать себя в известной безопасности. Кроме того, пришло время поступить так. По-старому продолжаться не могло бы, особенно после вашей выходки за столом. Об этом сказал мне и ваш крестный перед отъездом.

— Что он сказал?

— Сказал, что мой затянувшийся визит породил немало сплетен, которые едва ли утихнут после ваших хвастливых заявлений о нашем браке. Не знаю, с кем вы еще говорили о нем. Мэри Паско заставит замолчать досужих болтунов. Я позабочусь об этом.

Неужели причиной такой перемены, такой жестокой враждебности было заявление, которое я позволил себе накануне вечером?

— Рейчел, — сказал я. — Подобные дела не обсуждаются наспех при открытых дверях. Молю вас, выслушайте меня, позвольте мне поговорить с вами наедине после обеда, когда Мэри Паско уйдет спать.

— Вчера вечером вы угрожали мне, — сказала она. — Одного раза достаточно. Нам нечего обсуждать. А теперь можете уйти, если хотите. Или оставайтесь играть в крибидж с Мэри Паско.

И она снова склонилась над книгой о садах. Я вышел из будуара. Ничего другого мне не оставалось. Вот оно, наказание за краткий миг, когда прошлым вечером я сжал пальцами ее горло. Поступок, о котором я тут же пожалел, в котором раскаялся, был непростителен. И вот она — расплата. Мой гнев угас так же быстро, как вспыхнул, и на смену ему пришли тяжелое отупение и отчаяние. О Боже, что я наделал?!

Еще совсем недавно, всего несколько часов назад, мы были счастливы.

Ликование, с каким я встретил свой день рождения, прошло; я сам спугнул волшебный сон, приоткрывший мне двери. Когда я сидел в холодной комнате «Розы и Короны», мне казалось, что через несколько недель я, возможно, и сумею добиться согласия Рейчел стать моей женой. Если не сейчас, то впоследствии; если не впоследствии, то какое это имеет значение, пока мы вместе, пока мы любим друг друга, как в утро моего дня рождения. Ей решать, ей выбирать, но ведь она не откажет? Когда я вернулся домой, надежда еще жила во мне. И вот посторонний, третье лицо, и все то же непонимание. Стоя в своей комнате, я вскоре услышал приближение их голосов в коридоре, затем шорох платьев по ступеням лестницы. Чуть позже я подумал, что они, наверное, переоделись к обеду. Я знал, что сидеть с ними за столом свыше моих сил.

Пусть обедают одни. К тому же я не был голоден; я очень замерз, ноги и руки одеревенели. Видимо, я простудился, и мне лучше остаться в своей комнате. Я позвонил и велел молодому Джону передать мои извинения за то, что я не спущусь к обеду, а сразу лягу в постель. Как я и опасался, внизу забеспокоились, и ко мне поднялся Сиком. Лицо его было встревожено.

— Вам нездоровится, мистер Филипп, сэр? — спросил он. — Могу я предложить горчичную ванну и горячий грог? Вот что значит выезжать верхом в такую погоду!

— Ничего, Сиком, благодарю вас, — ответил я. — Просто я немного устал.

— И обедать не будете, мистер Филипп? Сегодня у нас дичь и яблочный пирог. Все уже готово. Обе дамы сейчас в гостиной.

— Нет, Сиком. Я плохо спал эту ночь. Утром мне станет лучше.

— Я передам госпоже, — сказал он. — Она очень огорчится.

По крайней мере, оставаясь в своей комнате, я, возможно, увижусь с Рейчел наедине. Может быть, после обеда она зайдет справиться о моем самочувствии…

Я разделся и лег в постель. Должно быть, я действительно простудился.

Простыни казались мне ледяными, я откинул их и забрался под одеяло. Я весь окоченел, в голове стучало — никогда прежде я не испытывал ничего подобного. Я лежал и ждал, когда они кончат обедать. Я слышал, как они прошли через холл в столовую, не переставая разговаривать — хотя бы от этого я был избавлен, — затем, после долгого перерыва, вернулись в гостиную.

Где-то после восьми часов я услышал, как они поднимаются по лестнице. Я сел в кровати и накинул на плечи куртку. Быть может, она выберет именно этот момент, чтобы зайти ко мне. Несмотря на грубое шерстяное одеяло, мне все еще было холодно, ноги и шея ныли, голова горела как в огне.