Вбежал в зал А.Ф. Керенский и, не вступая в рассуждения о своевременности или несвоевременности вмешательства в события, предложил немедленно же поехать ему или кому другому из авторитетных крайних левых на автомобиле по улицам Петрограда призвать восставшие войска к бодрости и спокойному продолжению начатого дела. Иначе начнется анархия, возможны погромы и грабежи.

В это же время вбегает в зал заседания офицер. Он ищет здесь спасения и защиты. Это командир роты, которая несла службу по охране казначейства Таврического дворца. Теперь солдаты грозят арестовать его, если он не примкнет к ним. Чхеидзе просто решает – выбирайте сами: или с революционными войсками или арест. Председатель Думы Родзянко велит отвести офицера в свой кабинет, пока выяснится, как с ним поступить.

Восстановив порядок, Родзянко предлагает продолжать заседание. Но рассуждать дальше уже нельзя, необходимо принимать решение, но ввиду многогласия в большом заседании сделать это не так-то скоро. Поэтому поручают Совету Старейшин наметить план и его вынести на решение Думы.

Крайних правых членов Госуд[арственной] Думы в это время в Думе не было. Очевидно, предупрежденные о роспуске Думы, они не показывались с 25 февраля.

Совет Старейшин принял решение весьма быстро и через час вновь собрал членов Государственной Думы на совещание и предложил избрать Временный комитет из двенадцати намеченных Советом лиц. События идут таким темпом, что разговаривать было некогда. Родзянко спрашивает: “Согласны ли с постановлением Совета? ”

Ответ: “Согласны”. “Отводов нет? ” “Нет”.

Таким образом, комитет считается выбранным. Никаких баллотировок при этом не производилось».

Рыслев А.И. Как произошел переворот // Амурское эхо. 1917. № 630 от 18 апреля. С. 3.

Из воспоминаний Мартина Мартиновича Ичаса, депутата Думы, члена партии народной свободы (кадетов)

«Утром 27 февраля было назначено заседание Центрального комитета к.-д. партии на квартире П.Н. Милюкова для рассмотрения проекта автономии Литвы. В 9 часов мне по телефону позвонила А.С. Милюкова и сообщила, что вследствие приостановки движения через Каменоостровский мост и невозможности приехать членам Центрального комитета, заседание откладывается на неопределенное время.

Вслед за этим я получил извещение из Таврического дворца, что Дума распущена и что назначено частное совещание членов Госдумы. Волынский и Литовский полки уже выступили из казарм и толпами бродили по Знаменской и Кирочной улицам. Я прошел с корреспондентом литовской газеты в Таврический дворец. Зал заседания был пуст, и только в проходе толпились журналисты.

Войдя в Полуциркульный зал, я застал совещание открывшимся. Председательствовал М.В. Родзянко. Говорил М.С. Аджемов:

– Так это же безумие, – говорил он, – то, что предлагает Николай Виссарионович Некрасов. Взять в свои руки власть только для того, чтобы передать ее диктатору, генералу Маниковскому! Дума сама должна избрать орган, который мог бы составить власть…

После речи Аджемова выступил целый ряд членов Госдумы – Керенский, Чхеидзе, Янушкевич и Милюков. Последний в заключение своей речи сказал:

– Господа, характер движения еще настолько неясен, что нужно подождать, по крайней мере, до вечера, чтобы вынести определенное решение.

Тут мы, более экспансивные депутаты, выразили бурное несогласие с нашим лидером, и после некоторого колебания совещание решило приступить к избранию комитета. Долго еще спорили, как его выбирать. Наконец, когда длинные речи “к порядку дня” затянулись и всех утомили, решили передать избрание комитета синиорен-конвенту.

Между тем, к стенам Таврического дворца стали прибывать новые толпы солдат, студентов, гимназистов и рабочих. Левые депутаты – Керенский, Скобелев, Янушкевич и Чхеидзе – постоянно выходили через парадное крыльцо к толпе и оттуда обратно, уговаривая совещание скорее приступить к действиям.

В это время вбегает в зал совещания офицер с взъерошенными волосами, с оторванным одним погоном и выкрикивает фразу: “Господа члены Государственной Думы, спасите меня! ” После некоторой паузы он поясняет председателю Думы:

– Меня толпа спрашивает, с народом я или против него. Скажите, г[осподин] председатель, что я им должен ответить?

– Успокойтесь, капитан, – ответил М.В. Родзянко, – пройдите в мой кабинет, и мы там обсудим.

Капитана провели в другую комнату, и совещание решило безотлагательно избрать комитет Государственной Думы.

Сениорен-конвент удалился в комнату председателя. После получасового совещания к нам вышел М.В. Родзянко, сопровождаемый членами сениорен-конвента. Первым ко мне подошел П.В. Герасимов с бумажкой в руках и сказал: “Комитет уже выбран”. Он прочел название: “Комитет членов Государственной Думы для водворения порядка в столице и для сношения с лицами и учреждениями”.

Я удивился такому длинному названию, но П[етр] В[асильевич] объяснил:

– Это важно с точки зрения Уголовного уложения, если революция не удалась бы.

– Бросьте, Петр Васильевич, если революция не удастся, то мы и с заглавием будем висеть вместе с Вами на одной осине.

М.В. Родзянко открыл заседание и доложил фамилии избранных членов комитета. У меня и моих товарищей было такое чувство, словно мы избрали членов рыболовной или тому подобной думской комиссии. Никакого энтузиазма ни у кого не было. У меня вырвалась фраза: “Да здравствует комитет спасения! ” В ответ на это несколько десятков членов совещания стали аплодировать».

Ичас М.М. 27 и 28 февраля 1917 года // Февраль 1917 глазами очевидцев. М., 2017. С. 151, 152 (из газеты «Последние новости» за 12 марта 1927 года).

Из воспоминаний Сергея Илиодоровича Шидловского, лидера депутатской группы «Союз 17 октября», председателя бюро «Прогрессивного блока»

«Утром 27 февраля мне сообщили, чтобы я непременно приехал в Думу.

По доходившим до меня сведениям я знал, что в Петрограде неспокойно, по улицам ходят толпы рабочих, в некоторых местах города поставлены войска и что все это брожение возникло на почве недостатка хлеба в некоторых лавках на Выборгской стороне. Проехать в Думу утром 27 февраля из того отдаленного района Петербургской стороны, где я жил, было не так легко; пришлось раздобывать автомобиль под флагом Красного Креста, который был за мною прислан.

При въезде на Троицкий мост я был остановлен чем-то вроде заставы из уличной толпы, которая после краткой задержки пропустила меня дальше из уважения к флагу Красного Креста. На другом конце моста я также был остановлен, но уже военной заставой, которая также пропустила меня…

Приехав в Думу, я застал весьма возбужденное настроение, во-первых, из-за происходящих в городе беспорядков, в которых чувствовалось нечто более грозное, чем в обычных, преходящих волнениях, а во-вторых, вследствие получения председателем Думы указа об ее роспуске на неопределенный срок…