наказания всех негодяев-убийц. В те страшные дни марта 1801 года она разом поседела и постарела; люди, которым приходилось её видеть потом, были потрясены происшедшей переменой.

Она прожила после того марта тридцать восемь лет и не изменила образу жизни, ставшему для неё привычным ещё при Павле Петровиче. Её изредка навещали дети Павла – Императоры Александр I и Николай I. Но до последних дней своей жизни постоянно была рядом «Вдовствующая Императрица» Мария Фёдоровна.

Императрица и её бывшая фрейлина часто будут видеться. Иногда вечерами будут сидеть вдвоем в полумраке, разговаривать и плакать. И в этих задушевных беседах двух немолодых уже женщин незримо будет присутствовать Павел Петрович, образ которого для обеих являлся незабвенным.

Мария Фёдоровна умерла 24 октября (5 ноября) 1828 года.

2 января 1839 года в возрасте 82 лет скончалась Екатерина Ивановна. Покойную отпели в церкви Общества благородных девиц, где в давние годы она слушала первые проповеди и наставления в Законе Божиим.

Похоронили Нелидову скромно на кладбище Большой Охты – как раз напротив Смольного института, на другом берегу Невы. На это кладбище выходили комнаты Нелидовой, и она полвека почти каждый день взирала на это тихое последнее людское пристанище на земле.

Глава 13. Тихая обитель, нерушимый бастион

25 июня 1796 года, в 3 часа с четвертью утра, в Царском Селе, в Большом Дворце, невестка Императрицы Екатерины II Цесаревна Мария Федоровна разрешилась от бремени сыном. При благодарственной молитве его нарекли Николаем. В истории Династии Романовых появился Великий князь, впервые нареченный именем Святителя Мирликийского…

До конца неясно, почему третий сын Павла Петровича получил имя Николай, но бесспорно одно: имя выбирали не только родители, но и могущественная бабушка. Без одобрения Екатерины II не могло такого произойти. Она зорко следила за всем, что творилось в окружении ее сына Павла, и принимала решения, которые тот обязан был лишь исполнять. Она являлась «Самодержицей» и для родственников.

Крошка Николай стал отрадой для бабушки. Сразу же после появления его на свет она сообщала своему доверенному корреспонденту барону Фридриху Гримму (1723–1807) в Париж:

«Сегодня в три часа утра мамаша родила громадного мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него бас, и кричит он удивительно; длиною он аршин без двух вершков[33] (более 60 сантиметров. – А.Б.). А руки немного поменьше моих. В жизнь свою в первый я раз вижу такого рыцаря… Если он будет продолжать, как начал, то братья окажутся карликами перед этим колоссом».

Потом Николая Павловича будут множество раз называть «рыцарем», имея в виду не только физический облик, но и душевно-нравственные качества. Первой же раз подобный эпитет употребила именно Екатерина II.

Через несколько дней Императрица продолжила радостное описание в письме Гримму: «Рыцарь Николай уже три дня кушает кашку, потому что беспрестанно просит есть. Я полагаю, что никогда еще осьмидневный ребенок не пользовался таким угощением; это неслыханное дело. У нянек просто руки опускаются от удивления; если так будет продолжаться, придется по прошествии шести недель отнять его от груди. Он смотрит на всех во все глаза, голову держит прямо и поворачивает не хуже моего».

Через многие годы, говоря о своем рождении, Император Николай I заметил: «Я родился и думаю, что рождение мое было последним счастливым событием, ею (Императрицей. – А.Б.) испытанным; она желала иметь внука, – я был, говорят, большой и здоровый ребенок. Она меня благословила, сказав при этом: «Экий богатырь».

Николай Павлович был обычным ребенком, оказавшимся с колыбели в совершенно необычных условиях. Ему надо было делать то, что другим детям было незнакомо. Он буквально с первых недель своей жизни был окружен блеском, суетой, роскошью и звуками, с которыми другие знакомились в куда более зрелые годы. Грохот барабанов, крики часовых, гвардейские приветствия сотен молодых голосов пугали, заставляли искать какого-то тихого уголка.

Известно точно, когда закончилось детство: 1812 год. Тогда орда Наполеона напала на Россию; вся страна встала на борьбу. Николаю – уже шестнадцать лет; его душа рвется в бой, он умоляет Александра Павловича взять его на войну. Однако вердикт матери непререкаем: не бывать этому.

В молодости Николай Павлович никогда не задумывался, никогда не грезил о роли Монарха. Каких-либо документальных доказательств подобного не существует, хотя иногда в литературе можно встретить и утверждения противоположного характера. Однако матери такая возможность представлялась вполне вероятной. Секретарь Марии Федоровны Г.И. Вилламов (1773–1842) зафиксировал в дневнике 16 марта 1809 года признание Вдовствующей Императрицы:

«Она видит, что Престол все-таки со временем перейдет к Великому князю Николаю, и по этой причине его воспитание особенно близко ее сердцу». К этому времени старшие сыновья – Александр и Константин – уже давно состояли в браке, но наследников не имели[34]. Подобными соображениями Мария Федоровна с сыном не делилась…

Впервые внимание на будущую невесту Николая Павловича обратила фрейлина Императрицы Елизаветы Алексеевны графиня Р.С. Эдлинг (1786–1844). Случилось это еще в январе 1813 года; в семье Короля Фридриха-Вильгельма III из девочек ей особенно запомнилась младшая. Графиня вспоминала: «Дочери производили впечатление сиротства, от которого терпело их воспитание, но милая наружность и детская доброта принцессы Шарлотты предвещали ей счастливую будущность».

Принцесса Шарлотта Гогенцоллерн отбыла в окружении свиты на встречу со своим женихом 31 мая 1817 года. Ее провожали отец и все прусское высшее общество. Матери, Королевы Луизы (1776–1810)[35], уже не было в живых; она скончалась за несколько лет до того, предсказав Шарлотте завидное будущее:

«Моя дочь Шарлотта замкнута в себе, сосредоточенна, но, как и у отца, под холодной, по-видимому, внешностью бьется горячее сочувствующее сердце; вот причина, по которой в ее обращении проглядывает нечто величественное. Если Господь сохранит ее жизнь, я предчувствую для нее блестящее будущее». Предвидение матери оправдалось вполне.

Принцессе Шарлотте к моменту отъезда из Германии не исполнилось и девятнадцати лет; душа ее была полна мечтаний, но и страхов хватало. Про Россию ее родственники и придворные редко отзывались с симпатией; многие считали, что это «страна варваров», куда ей предстояло отбыть навсегда.

В Берлине намечавшуюся брачную партию рассматривали в первую очередь с позиций политических выгод и преимуществ. Россия – величайшая держава; без нее невозможно решить ни один сколь-нибудь значимый вопрос не только в Европе, но и в мире. Династическая уния позволяла установить тесные и неформальные отношения с Петербургом.

Конечно, сам Король прекрасно помнил ту ноябрьскую ночь 1805 года в Потсдаме, когда он и Император Александр у гробницы Фридриха Великого поклялись в вечной дружбе и союзе на всю жизнь. В