– Те секреты, которые ты собирала для меня… носила туда-обратно в свое красивой головке… Все они в руках британцев, да? – Она кивнула. – Ты была двойным агентом, даже будучи ребенком?

Притвориться, что она лгала ему всю жизнь, что играла роль для Вобана, Рене и Франсуазы… Есть ложь, которую невозможно произнести.

– Я понимаю. Люсиль тебе не сказала.

– Анник всегда была нашей, – ответил Грей. – У меня есть донесения, которые она писала до того, как научилась говорить.

– Без сомнения, писала, но я не думаю, что Лисенок посылала их вам. Нет. Давайте оставим это. Видит Бог, я не жажду ее крови. Я все еще думаю о возможности защитить ее. – Она могла только молчать. Изобретательность Сулье безгранична. – Увы, Анник, мы не очень хорошо обращались с тобой, да? Вобан делает тебя ослом для своего безумного груза. Леблан угрожает тебе ножами и пистолетами. Я был далеко и не нашел тебя вовремя. Ты бежала к людям своей матери вместо меня, и я потерял тебя навсегда. Леблана нужно убить, и не один раз. Я попытаюсь. А Пьер, твой отец?

– Наш, – сказал Грей.

– Черт возьми, это не должно стать известным. Пьер Лалюмьер – одна из жертв революции. Человек страстных идеалов. Если бы он не умер таким молодым, возможно, было бы меньше кровопролития в то время, которое мы все хотим забыть. Не говорите мне, Грей, что он был англичанином.

– Боюсь, что так.

– Никогда бы не поверил. Такой просвещенный ум. Теперь вы скажете, что Вольтер и Расин окончили ваш Оксфорд. Не говорите. Я не хочу знать. Жизнь полна разочарований. – Сулье понизил голос. – Признаюсь только между нами: я не жалею, что Вобан преуспел в своей последней глупости. У Наполеона появился вкус к грандиозным играм, к чему следовало отбить охоту. Нашему первому консулу не везет на море. Забирайте ее и уходите, Грей. Она ваш агент и неприкосновенна. Она сведет вас с ума.

– Я отдаю вам Леблана, аккуратно избавьтесь от него. Мы квиты.

– Напротив. Я недоволен таким поворотом событий. Я потерял великолепного молодого агента, изобретательного, одаренного, а теперь еще должен заменить главу подразделения центральной Франции, хотя он был фурункулом на теле и слишком глупым для своей должности. Я получил единственную компенсацию. Мне уже не придется развращать мою девочку, чего я очень не хотел.

– А смертный приговор Фуше?

Сулье отмахнулся:

– Можете считать его аннулированным. Он должен был прекратить утечку секретов. Теперь для этого слишком поздно.

– Хорошо. Тогда я отменяю свои, – ответил Грей.

– Мы не убиваем агентов друг друга, вы и я. – Сулье встал, тяжело опираясь на трость. – Слишком много крови на шахматной доске Игры. Мы уже не отличаемся от жестоких военных, которые усеяли поля Европы телами несчастных молодых людей. Анник, поцелуй меня и уходи. Наши отношения стали настолько запутанными, что даже француз не может их распутать. Позаботься о том, чтобы нам больше не встретиться, раз мы теперь враги.

– Я постараюсь вас остерегаться, Сулье. – Она поцеловала его в щеку, как делала уже тысячу раз. – Я буду по вам скучать.

– Иди с Богом. Он сейчас не моден в Париже, но в свое время, несомненно, вернется. – Он вздохнул. – Пожалуй, я еще раз подумаю обо всем этом и выпью бокал вина перед тем, как лечь спать.

Карета, принадлежавшая британской разведке, ждала их перед очаровательным городским домом Сулье.

– Я не знаю, как себя чувствую. – Анник сидела рядом с Греем. В этот момент ей было не важно, куда они ехали. – Странно, что Леблан уже не пытается меня убить.

На переднем сиденье лежал сверток с черной шерстяной одеждой. Когда Грей развернул его, это оказался длинный шерстяной плащ, какие носят сельские женщины. Он заботливо укутал ее, и лишь теперь она заметила, что до сих пор дрожит.

– Я дрожу, как заварной крем. Я совершенно бесхарактерная.

– Я не виню тебя. Этот человек – холодный, расчетливый ублюдок.

– Не возражаю, чтобы Фуше убил его. Отличная мысль.

– Я имел в виду Сулье, – сухо ответил Грей.

– Сулье? Но ведь он предстанет перед Фуше и будет рассказывать ему сказки, чтобы спасти мне жизнь. Он рискует своей карьерой и, возможно, собственной жизнью. Вы не должны винить его за то, что он со мной не деликатен. С агентами не деликатничают.

– Но и не сводничают. Это первое, чему нас учат в разведшколе. Не спорь. Возьми. – Грей протянул ей маленький тяжелый мешочек, и, открыв его, она сунула туда руку.

– Здесь куча денег. – На ощупь Анник не могла определить достоинство английских монет, но их было много.

– Не хочу, чтобы ты потерялась на улицах без гроша в кармане. Еще в ящике стола у меня лежат три фунта и шесть пенсов. Когда-нибудь я их верну тебе.

– А-а, это. Я украла их у Анри, если помните, так что я не знаю, мои они или нет. С деньгами всегда трудно определить.

– Неужели? – Он дважды стукнул рукой по крыше. – Если не возражаешь, мы здесь выйдем.

Карета остановилась.

– Вы меня отпускаете?

– Конечно. – Он спрыгнул, не касаясь ступеньки, потом взял Анник за талию и поставил, на землю.

Это была тихая, респектабельная улица с рядом богатых домов, темных и молчаливых перед рассветом. Даже кошки еще спали. В тишине слышалось только дыхание лошадей и металлическое щелканье копыт. Если Грея и сопровождали его люди, они были незаметны.

– Вы позволяете мне уйти с планами Альбиона в моей голове. – Ее не впервые ставило в тупик поведение Грея. – Как вы понимаете, я не возражаю, но это выглядит непоследовательным.

– Главное, французы теперь думают, что планы у нас, остальное уже вряд ли имеет значение. Это должно их остановить, и весной они не окажутся на пороге нашего дома.

Закрыв дверцу, он стукнул по боку кареты, и та укатила. Пока Грей надевал плащ ей на плечи и завязывал его у шеи, Анник слушала удаляющийся грохот колес по булыжникам.

– Ты сделала то, ради чего приехала в Англию.

– Да. – Только она приехала в Англию не ради того, чтобы влюбиться, но сделала это. И сделала плохо.

– Кент пока в безопасности. Не имея планов, я не могу использовать их против Франции. Она тоже в, безопасности. Пат.

– Именно так.

Похоже, Грей не сердился на нее. Откинув ей волосы со лба, он заправил их за ухо.

– Ты выиграла.

В темноте Анник не могла различить выражение его лица. Были одни тени да его нежные руки. А нежность – не любовь.

– Покидая вас ночью, я не хотела уходить. Но у меня не было выбора. Ставкой были многие жизни.