Зоя взглянула на викинга как на наивного простолюдина и снисходительно пожала плечами.

— Теперь уже поздно думать даже об этом. Впрочем, все еще может случиться. Возможно, на какое-то время мне и придется, как ты выразился, короновать саму себя. Хотя с куда большим желанием подвела бы под корону такого юного наследника, как ты.

— Но я не из рода Македонцев.

— А разве мои мужья из этого рода? — тут же парировала Зоя.

Викинг растерянно помолчал и, чувствуя, что разговор заходит в тупик, поинтересовался:

— Не боитесь, что эти ваши слова достигнут ушей императора? Не от меня, конечно.

— Они давно достигли его августейших ушей. Причем не только эти.

— Вы сказали, что со временем я смогу возглавить все норманнские отряды империи.

— Я сказала, что не исключаю этого, — уточнила Зоя.

— Значит, в один прекрасный день я могу превратиться в командующего небольшой, но вполне боеспособной, опытной армии. Правда, армии, пока еще не имеющей страны.

— Зато вовремя получившей своего «конунга конунгов».

— Не знаю, чем смогу отблагодарить вас за столь щедрый жест.

— За щедрое обещание. Пока всего лишь обещание, но, как ты понимаешь… Отблагодарить сможешь. У тебя крепкое молодое тело. До поры до времени оно будет восприниматься женщинами как самое большое, неоценимое сокровище. А пока что ты назначаешься начальником прибрежной стражи империи.

— Как прикажете, повелительница. Стражи — так стражи.

Человек, который передал голубиной почтой сообщение о трех пиратских галерах, нашедших приют в безлюдной бухте столь же безлюдного островка, затерянного в архипелаге небольших прибрежных осколков суши, не обманул и не ошибся. Этот агент Визария был потомственным рыбаком, предводителем артели, а значит, прекрасно знал многие шхеры Эгейского моря. К тому же не раз сталкивался с пиратами, которые на рыбацкие суда не нападали. Иное дело, что пытались вербовать молодых рыбаков. Но самое важное, что он указал бухту, в которой эти грабители укрываются и до поры до времени прячут в пещерах и гротах награбленное.

Подойдя лунной ночью к соседнему островку, викинги укрылись в одном из проливов и, выставив на вершинах двух прибрежных гор дозорных, дождались, когда пираты ограбили два корабля еще одного богатого арабского купца. Команды эти сорвиголовы почти полностью истребили, а корабли увели с собой, в Пиратскую бухту.

Абордажный бой этот разразился буквально в двух милях от места засады викингов, однако Гаральд предпочел не ввязываться в него. Приближаться к пиратам следовало по открытому морю, но стоило бы этим грабителям заметить византийскую флотилию, как купеческие суда они тут же пожгли бы, а сами спрятались бы в узком заливе, расставив своих лучников по окрестным скалам.

Поздней ночью викинги подошли к острову корсаров, и часть из них, под командой Гуннара, высадилась на противоположный от Пиратской бухты берег, куда доносилась громкая дробь барабанов — грабители праздновали победу. Сам Гаральд подождал, пока воины конунга преодолеют холмистую косу и, бесшумно зайдя в тыл пиратам, охватят их лагерь полукольцом. Только после этого отряд принца обогнул мыс и косу и, перекрыв выход из бухты, высадил на берег еще одну часть отряда, в основном лучников. Морские разбойники так увлеклись своим победным пиршеством, что опомнились, когда на их суда и на прибрежный лагерь полетели кувшины с «греческим огнем»[86]и сотни стрел, после чего островные норманны бросились в атаку.

Последних защитников лагеря викинги блокировали в пещере, и, чтобы не терять своих людей, Гаральд приказал выкурить их дымом костров.

Когда на рассвете к Гаральду подвели десятерых уцелевших пиратов, он спросил, кто из них предводитель. Вперед вышел рослый худощавый грек, левая щека которого была изувечена шрамом.

— Даю слово викинга, — произнес Гаральд, — что если ты укажешь места, в которых спрятаны награбленные вещи и сокровища, я подарю тебе жизнь, позволив уйти в глубь острова.

— Твои люди уже захватили арабские и наши суда с товарами и со всем, что на них было; только что они забрали все, что находилось в пещере и в наших хижинах, — угрюмо пробасил пират на греческом. — Что тебе еще нужно, норманн?

— Все то, что мы еще не сумели найти. В обмен на жизнь.

— Больше у нас ничего нет.

Гаральд подошел к ближайшему пирату и, разрубив его чуть ли не до пояса, вновь, теперь уже обращаясь ко всем, дал слово викинга, что подарит жизнь всякому, кто укажет пиратские тайники.

Корсары стояли, опустив головы, и мрачно переговаривались между собой, однако прощаться со своими тайниками не собирались. Гуннар выхватил одного из них, поставил перед конунгом конунгов на колени и выхватил меч.

— Не убивайте его, — вдруг заговорил коренастый Славянин, очевидно, из беглых рабов, который держался особняком от остальных. — Мы готовы показать вам три тайника, кроме капитанского, местонахождение которого не знаем. Но с условием, что вы всем нам даруете свободу.

— Ваши жизни особой ценности для меня не представляют, — процедил Гаральд, — поэтому вы будете жить. Показывайте. А ты, Льот, — обратился к Ржущему Коню, — займись предводителем. Делай с ним что хочешь, но чтобы заговорил и через полчаса тайник уже был нашим.

— Он заговорит, кхир-гар-га! — пообещал рыжеволосый гигант и, оторвав предводителя пиратов от земли, швырнул его в сторону костра, затем еще и еще раз.

Пока Ржущий Конь жег грабителю пятки, тот орал от боли, но тайник не выдавал; когда же поднес головешку к глазам с угрозой выжечь их — сдался. Чтобы убедиться, что капитан не обманывает, Льот взвалил его на спину и понес туда, куда тот указывал.

— Здесь столько всего, что даже трудно представить себе, кхир-гар-га! — прокричал он спустя какое-то время из неглубокого распадка, в котором, под валуном, находился вход в тайную пещеру-сокровищницу. И это было правдой: в тайнике находилось столько сокровищ, что Гаральду трудно было понять, когда и каким образом пират успел столько награбить.

— До нас здесь пиратствовала другая команда, — объяснил славянин.

— Которую вы полностью истребили?

— Когда шестеро из нас присоединились к ней, Герос, — указал он на капитана, — приказал часть из них, тех, что оставались на берегу, отравить, и те из нас, кто не вышел в море, сделали это. А те, что ушли под парусами, вырезали старых пиратов ночью, прямо на судне. Именно так все и произошло, — виновато взглянул Славянин на начальника прибрежной стражи.