Наконец бригадир принял решение.

— Клянусь богами, кое-кто все-таки перейдет наш мост! — объявил он.

Слит уставился на командира, как будто только что вылупился из яйца.

— Всем строиться! — приказал Кэн. — Вперед!

Первая мостостроительная бригада армии драконов отложила свои инструменты. Дракониды выстроились в две колонны, возглавляемые офицерами. Кэн занял свое место впереди:

— Бегом марш!

Слаженно отбивая такт когтистыми лапами, дракониды затопали через свой мост.

Перейдя на другую сторону, они выстроились в шеренги.

— Первый отряд, выйти из строя! — приказал Кэн. — Похоронить мертвых. Согласно обычаю, — добавил он, стараясь избавиться от дрожи в голосе.

Они похоронили останки разведгруппы у основания моста — их моста. Остальные хранили торжественное молчание, ряды были столь неподвижны, как будто все дракониды превратились в камень, тишину не нарушал ни один звук, кроме стука лопат. Когда дело было закончено, Кэн приказал отряду построиться. Он вышел вперед и поставил на свежий холм железный молот, чтобы всякий, кто увидит могилу, понял, какие солдаты здесь похоронены.

Кэн отдал честь погибшим и вернулся к отряду.

В молчании Первая мостостроительная бригада армии драконов прошла строевым шагом обратно по мосту.

— Отведи их в лагерь, — приказал Кэн Глоту. — Удостоверься, что все забрали свои лопаты.

Несколько туповатый Глот не понял сарказма. Он моргнул, прищелкнул длинным языком и сделал так, как ему было ведено.

Бригадир Кэн и помощник бригадира Слит отделились от процессии и, замедлив шаг, остались одни на берегу реки. Мост слегка покачивался на волнах. Целый отряд драконидов прошел по нему туда и обратно, и ни одна доска из настила не вывалилась, ни одно бревно не выскочило из своего крепления. Мост был шедевром, чудом.

— Что мы будем делать теперь? — патетично спросил Слит.

Момент действительно представлялся торжественным.

Кэн вытащил кинжал:

— Я отпущу его на свободу.

Это была совсем крохотная, но самая обычная деревушка из тех, что городские жители считают идиллическими, полагая, что жить там проще и спокойнее. В центре находилось всего несколько магазинчиков. Если вдруг требовался товар, которого не оказывалось в местных лавках, то приходилось или долго ждать, пока его доставят, или отправляться в еще более долгий путь за тридевять земель — третьего не дано. Но нужда в этом возникала редко. Деревушка сама обеспечивала себя всем необходимым и почти совсем не соприкасалась с внешним миром. Все очень тихо и старомодно.

Кое-кто из жителей устроился на некотором расстоянии от самой деревни, другие выстроили дома прямо в ней, причем очень близко друг к другу. Жилища и другие строения отличались простотой. Почти все они были обшиты корой, что вообще очень популярно среди сельских жителей. По сторонам не очень длинной главной улицы, мощенной глиной и каменной крошкой, росли старые ветвистые деревья, скрывая многие дома от посторонних взглядов. Но главная улица, как можно было бы предположить, не шла через всю деревню. Вместо этого она расширялась и заканчивалась кругом с лужайкой внутри. Если бы кто-то пролетал над деревушкой — ну хотя бы, скажем, дракон, — улица напомнила бы ему замочную скважину. Просто прелесть.

Не все было сделано из древесной коры. Вокруг лужайки стояли здания из обветренного серого камня. Здесь находился деловой район: кузница, крупная лавка, где продавались продукты и другие товары, трактир и большое здание, служившее архивом. Единственным источником доходов, требующих сношений с внешним миром, у жителей деревушки было сохранение, переписывание, копирование и последующая продажа древних манускриптов. Очень скрупулезная работа. Из всех зданий наибольшей популярностью пользовался трактир.

Было еще слишком рано для того, чтобы хоть кто-нибудь из достойных граждан заглянул выпить, и трактир пустовал. В этом не было ничего необычного, но отсутствие покупателей в продуктовой и кузнечной лавках настораживало, так же как и гневные возгласы, доносившиеся из архива, служившего в трудные времена местом городских собраний. Раздавался стук кулаков по столам, слышались взаимные оскорбления. В воздухе витал страх, безмятежность этого тихого села была нарушена.

Чрезвычайное собрание в архиве состоялось из-за того, что недавно видели дракона. Все жители без исключения явились на заседание и громогласно участвовали в обсуждениях.

— Что это был за дракон? — прокричал кто-то.

— А как ты думаешь, глупец? — сердито огрызнулся Гликор, управляющий работой архива.

— А почему мы должны быть так уверены, что он прилетал на разведку? С какой стати дракону нападать на нас? — поинтересовался еще один деревенский житель.

— Заткнись! Будто сам не знаешь, — ответил Сморг, старший кузнец.

Последовал громкий продолжительный обмен разрозненными репликами. Мойн Ранкель давным-давно научился не обращать внимания на вспышки бурной активности своих избирателей и был уверен, что нашел выход из затруднительного положения. Он только ждал, пока стихнет шум.

С худшей ситуацией Мойну Ранкелю пока не приходилось сталкиваться, и возникшая среди людей паника угрожала разрушить все, чего им с таким трудом удалось достигнуть. Но Мойн Ранкель был изобретательным предводителем — некоторые считали его слегка высокопарным — и, когда он поднялся на ноги, горожане постепенно обратили к нему свои взгляды. Все затихли. Мойн Ранкель, фигура, производящая впечатление, дал тишине повисеть в воздухе, перед тем как заговорил. Виртуозный политик.

— А каковы, прошу сказать, твои предложения? — спросил он, пристально глядя на Сморга. — Мечи и стрелы из твоей кузни против дракона?

Сморг не нашелся что ответить.

— А у тебя как? — Мойн Ранкель перевел взгляд на Гликора. — Может, стоит написать дракону письмо и твое красноречие убедит чудовище поискать для разрушения другую деревню?

Молчание.

Мойн Ранкель обратился к собранию, говоря самым примирительным тоном:

— Настали действительно трудные времена. Я не вижу никакого приемлемого решения нашей проблемы, и поэтому нам придется выбирать из неприемлемых вариантов. Я уверен, поразмыслив над серьезностью нашей ситуации, вы согласитесь, что мой план — единственно возможный.

Он в деталях обрисовал свой план, затем уселся на место с таким утомленным видом, который ясно давал понять, что сам он смирился с неизбежным. Мастер-манипулятор за работой. Но, как и у всех остальных членов сообщества, пот, струившийся у него со лба, был вполне натурален.

Много часов спустя, незадолго до восхода солнца, план действий Мойна Ранкеля в конце концов приняли, хотя в случае провала вина должна была пасть исключительно на него. Один только Мойн Ранкель понимал; что никаких обвинений не последует — не останется живых, чтобы их предъявить. Покинув собрание, он поймал себя на мысли, что никак не может постигнуть, почему Богам было угодно дать ему управлять такими тупицами.