Арин понимал, что это лишь затишье перед бурей. Валорианцы знают, куда он направляется. Очень скоро войска империи придут в Гэрран с войной. Но пока Арин просто слушал, как ветер треплет паруса, и смотрел на солнце, которое поднималось над горизонтом, оставляя на воде яркие разводы. Он вдохнул в легкие морской воздух и почувствовал дыхание свободы.

Арин раскрыл небольшой тряпичный сверток. Кинжал Кестрель заблестел в лучах солнца. Теперь смотреть на оружие было уже не больно, и Арин наконец обратил внимание на то, как мастерски сделан клинок. Солнце зажгло искру в рубине, осветив розоватую сердцевину камня. Золото на рукояти словно плавилось в рассветных лучах. Арин взвесил кинжал в руке. Он был такой легкий, почти невесомый. Очень изящное оружие. Но красота — не повод хранить то, что тебе не нужно.

Арин бросил кинжал в волны.

Он возвращался домой.

Повозка остановилась. Пришло время напоить лошадей.

Солнце стояло уже высоко. Его лучи проникли сквозь маленькое зарешеченное окошко и осветили скованные руки Кестрель, безвольно лежавшие на коленях. Она так и осталась в нарядном синем платье, в которое была одета прошлым вечером. Хотя повозка остановилась, Кестрель продолжало трясти. Все болело, веки покраснели и припухли. Яркий свет резал глаза.

Но вдруг она замерла. Снаружи кто-то говорил на хорошо знакомом ей языке. На гэрранском.

Кестрель прильнула к окошку и не обнаружила охраны. Нет, поначалу она вообще ничего не увидела: ее ослепил яркий свет. Но потом Кестрель разглядела голые склоны гор. Голос зазвучал снова. Гэррани был один и обращался к лошадям. Звякнуло металлическое ведро. Под ногами незнакомца захрустел гравий.

— Прошу вас, — позвала она по-гэррански.

Шаги остановились. Кестрель загремела кандалами, пытаясь поддеть пальцами манжет на рукаве. Наконец она ухватила мотылька, вытащила насекомое наружу и просунула руку между прутьями решетки.

— Возьмите.

Шаги зазвучали ближе. Кестрель по-прежнему не видела человека, но представила, что он стоит под окном. Она вытянулась, привстав на цыпочки. Запястье болело, кисть начинала неметь. Кестрель разжала пальцы и выпустила мотылька.

Забрал ли его незнакомец? Или моль просто упала на дорогу? У Кестрель больше ничего не осталось.

— Отдайте это вашему губернатору, — прошептала она. — Скажите Арину…

Раздался крик, звук удара. Затем послышалась валорианская ругань, чавканье грязи под сапогами.

— Что она тебе дала? — рявкнул один из стражников.

— Ничего, — ответил гэррани.

Дверь повозки распахнулась. Кестрель забилась в угол. Огромный силуэт стражника загородил ее от яркого света. Валорианец шагнул внутрь.

— Что ты ему дала?

Снаружи раздавались голоса. Протесты. Бесцеремонный обыск. Но что мог увидеть валорианский стражник? Лишь мертвого мотылька. Ничего ценного или важного. Совершенно обычное насекомое, которое так легко сливается со всем вокруг. Стражник схватил ее за плечи. Кестрель вскинула руки, пытаясь спрятаться за кандалами.

В городах и на фермах просыпались люди, начинался новый день, обычный и ничем не примечательный, как этот мотылек. Как бы Кестрель хотела, чтобы для нее он тоже наступил. Она зажмурилась и представила, как могла бы провести самое обычное утро в своей жизни. Она бы прокатилась верхом вместе с Арином. Наперегонки.

«Я буду скучать по тебе, когда проснусь», — сказала Кестрель во сне, когда Арин приснился ей на дворцовой лужайке. «Так не просыпайся». В то прекрасное, обычное утро она бы налила отцу чаю. И генерал остался бы и никуда больше не уезжал. Кто-то продолжал ее трясти — Кестрель вновь увидела перед собой стражника.

Она вспомнила, что сегодня ей исполнилось восемнадцать. Кестрель расхохоталась, давясь собственным смехом, представляя, как император будет объяснять гостям, почему его невестка не явилась на выступление. Кестрель казалось, что она смеется, но потом смех вдруг исказился, оцарапал горло. По щекам побежала соленая влага. Слезы обожгли губы.

День рождения. «Помню день, когда ты родилась, — сказал ей отец. — Я легко держал тебя одной рукой».

Стражник ударил Кестрель по лицу:

— Отвечай, что ты дала гэррани?

«Даже тогда я чувствовал в тебе дух воина».

Кестрель сплюнула кровь.

— Ничего, — ответила она стражнику. Кестрель подумала об отце, об Арине и солгала в последний раз: — Ничего я ему не давала.

Эта книга далась мне нелегко, и я писала ее довольно долго (возможно, сыграло роль рождение ребенка). Поэтому я выражаю огромную благодарность всем, кто читал черновики «Преступления победителя» или отрывки из них: Энн Агирре, Марианне Бэр, Кристине Кашор, Донне Фрейтас, Дафне Граб, Мордикаю Ноуду, Анне Хельцль, Саре Мезл, Джилл Сантополо, Элиоту Шреферу и Робину Вассерману. Вы всегда находили для меня нужные слова, которые не давали мне остановиться на полпути и помогли сделать эту книгу лучше.

Спасибо и тем, кто обсуждал со мной хитросплетения сюжета, чувства персонажей и вопросы, касающиеся устройства мира. Спасибо пользователям портала Kindling Words за прекрасные обсуждения, советы и комментарии, которые помогли мне собрать по кусочкам «Преступление победителя» на этапе, когда я знала, какой результат хочу получить, но еще не до конца понимала, что для этого нужно сделать.

Хочу выразить особую благодарность Фрэнни Биллингсли, Джуди Бланделл, Саре Бет Дарст, Деборе Хайлигман, Ребекке Стед и Нэнси Верлин. Атмосфера парижских кафе Сое Booth и Aviva Cashmira Kakar помогла мне создать образ Тенсена. Также в Париже, в кафе Broken Arm («Сломанная рука»), мы с Памелой Друкерман обсуждали отношения Арина с букмекером и дакранской королевой. С Ли Бардуго мы говорили об огнестрельном оружии, кое-что на эту тему добавил Мордикай Ноуд. Он же рассказал мне о кипу, узелковом письме инков, когда я дала ему почитать отрывок о Хранителе услуг. А после обеда с Сарой Маклейн родился сюжетный поворот, от которого я просто в восторге, но которым, увы, не могу поделиться (простите, но это будет спойлер к третьей книге!).

Кристина Кашор так часто проводила со мной мозговой штурм, что я даже не смогу перечислить все идеи, с которыми она мне помогла. Робин Вассерман вы можете поблагодарить (или отругать) меня за то, что книга стала трилогией. Барри Лига, или мой особый эксперт по пыткам (он попросил так его назвать), предложил подходящий метод допроса для Тринна, а Кристин Рейвен, врач, рассказала в кровавых подробностях о том, как будут выглядеть пальцы бедняги после такого допроса. Она также подтвердила мою догадку о том, что брюшную рану генерала будут лечить, забивая марлей. Мириам Джейкобсон, ученый и пианистка, помогла мне подобрать, как она выразилась, «le mot juste» для пьесы, которую играет Кестрель: экспромт. Мордикай и Дженни Ноуд консультировали меня во время работы над картой, и я хочу выразить свое восхищение Киту Томпсону за то, как мастерски он изобразил этот мир. Мой муж Томас Филиппон всегда был для меня главным советчиком, когда нужно было разобраться в собственных идеях. Особенно много он рассказал мне о войне и лошадях.