Вошел вчерашний малец:

– Государь-амант за стол кличет!

Харр оттянул рубаху двумя перстами, с сомнением на нее поглядел – в чем идти на зов пристойно? Но малец развернул широченное полотенце с дырой посередине, приподнявшись на цыпочки, попытался надеть его на Харра, да не достал; тому пришлось присесть. Харр сунул ноги в мягкоременные сандалии и вопросительно глянул на юнца: все ли в порядке? Все было в порядке. И потопали они снова вверх по винтовой лесенке. Покой, правда, был не вчерашний – зелени по стенам много меньше, над головой небо открытое, подушки на полу и стол невысокий. Амант уже ел. В одиночестве.

– Садись, – как ни в чем не бывало проговорил хозяин, и малец подвинул к менестрелю большое светло-голубое блюдо – с такого четверых кормить.

Впрочем, перед амантом стояло такое же, изрядно уже приукрашенное объедками. Само собой разумелось, что накладывать себе Харр должен был собственноручно. Амант, вытерев руки о такое же необъятное полотенце-укрывалище, что и на Харре (только неотстиранных пятен, пожалуй, было поболее), взял дымящуюся лепешку, какой-то рыжий плод, показавшийся Харру наливным яблочком, и коротким обеденным кинжалом размазал яблочную мякоть по румяной корочке – просто удивительно: мазалось, как сметана; накидал сверху мяса с разных подносов и протянул через плечо мальцу. Тот принял как должное, даже не поблагодарив, отступил и уселся у гостя за спиной. Что-то звонко брыкнуло об пол – не иначе как мальчишка положил рядом с собой нож. И нешуточный.

Да, воспитание амантов сынок получал достойное, не то что ручьевый последыш.

– Отоспался? – неожиданно спросил амант.

Харр понял: это значило – готов снова в дозор?

– Стол у тебя богатый, Иддс-амант, – ответил он с сожалением, и хозяин тоже перевел это правильно: жалко, перед возможным боем набивать брюхо не годится.

Гость действительно отломил краешек лепешки и взял длинный кус вяленой козлятины.

– Вина глотни да орешками червлеными зажуй, – посоветовал Иддс, – с них до утра прыгать будешь, как козлик взыгравший. Хотя у ручья теперь не больно попрыгаешь, я там велел столько кольев натыркать – что травы некошеной.

– У ручья не стану, – степенно, как равный равному, ответствовал странствующий рыцарь. – Прошлой ночью оттуда никто не вернулся, так что остерегутся снова соваться. Они дорогу пытать будут, вперед опять дурней скороспешных выпустят.

Амант кивнул, соглашаясь:

– Ну, на дороге их тоже кое-что ждет.

Харр пригубил вина, делая над собой отчаянное усилие, чтобы не хлебнуть от души, бросил на зуб пару чищеных орешков с тоненькой алой шелушинкой – во рту заперчило. Пришлось снова приложиться к чаше. Амант наблюдал за ним с откровенным доброжелательством, как смотрят на уже купленного боевого рогата чистых кровей.

– Сейчас твою рать ночную от сна подымать буду, – небрежно бросил Иддс, и Харр понял это так: а не удосужится ли гость дать какой-нибудь наказ-урок добрым молодцам?

– Гляну, – степенно отвечал Харр.

Не в его это было манере вот так отмеривать каждое слово, по он все время наблюдал за собой как бы со стороны и видел, что пока исправно играет роль бывалого воина; на шумных тихрианских пирах, когда ему приходилось тешить честных объедал своими байками, он и гукой скакал, и рогатом бодался, и задом вилял, как перезрелая караванница. Сейчас изображал того, кем, в сущности, никогда не был. Драться-то ему на своем веку приходилось ох как часто – и мужья его пытались колом обхаживать, и отцы-кормильцы кнут ременный на него припасали, и на Дороге Свиньи отбоя не было от разбойных шаек; а уж озверелые вояки при дворе Полуглавого и вообще не в счет задерганы они были капризами правителя донельзя и потому кидались выполнять любой бредовый приказ, как говорится, с семи глав – порой приходилось эту неумеренную исполнительность пресекать на корню. О потешных боях тут и говорить не стоило.

Но вот в настоящем сражении он участвовал всего один раз, когда Аннихитровы придурки по реке одолели междорожный лес и вломились на земли Оцмара. Тогда он помахал-помахал мечом (не этим – неуклюжей ржавеющей дубиной, коей он тогда так гордился), да и подался в лес, забрался в чащобу и укрылся на дереве. Два междымья просидел, из шишек зернышки выковыривал. Навоевался, одним словом.

Но всего этого Иддсу-аманту знать было не надобно, как не следовало ему и догадываться, что никакой особой доблести и умения на его земле славный рыцарь, приглашенный за щедрый амантов стол, и не проявил – просто ему было непривычно и необъяснимо легко, мог он и мечом ночь напролет без устали махать, и прыгать с уступа на уступ на высоту, доселе недосягаемую, и одной рукой подымать легковесных здешних мужиков… Колдовство, наверное, но Харр, прирожденный странник, просто принимал все новое как данность, не очень-то задумываясь над причиной.

– Ну, пошли твоих храбрецов шустрить, – сказал амант, подымаясь. Заспались. Ты им перво-наперво покажи, как это у тебя получается ногой дух вышибать. Харр кивнул, хотя сам вряд ли мог связно объяснить, как это у него выходило. Видно, надо было просто родиться тихрианином.

– Мешки с глиной подвешу – насобачатся, – пообещал он.

Амант наконец не выдержал и, осклабясь, торжествующе потер бугрящиеся мышцами волосатые лапы:

– Не во зло звезда мне воссияла: думал лихолетца нанять, а получил наставника в деле ратном! Ты ночью-то себя побереги, в первый ряд не суйся мне надобно, чтоб ты еще и мальчишку моего вышколил.

Харр невольно оглянулся на отрока – тот, прижав боевой нож локтем к боку, старательно вылизывал пальцы. Харр не выдержал, мягкой сандалией ткнул его под локоть – нож, естественно, вылетел, но малец поймал его на лету и молча кинулся на обидчика, так что пришлось поймать его за руки и держать, пока гордый отец отнимал у него оружие и давал демонстративного леща – не наскакивай на гостя, паршивец!

– Ты его без кольчуги-то не задирай, – предупредил Иддс. – Так займешься?

– Пока буду в твоем городе гостить – что ж не побаловаться.

– Это как понимать – пока?

– А я сам себе господин, разве ты позабыл, амант? Хожу из одной земли в другую, людей новых встречаю, обычаи незнаемые в память укладываю…

Амант засопел, и Харр пожалел о своей поспешной откровенности. Как бы защитник города не принял меры к тому, чтобы редкостный наставник не соблазнился в каком другом становище стражу обучать. Нравы тут дикие, если судить по тому, как здесь обходились с павшим ворогом, и от честного служаки, более всего радеющего о благе доверенного ему поселения, ожидать можно всего, чего угодно – или, точнее говоря, отнюдь не желательного.

– Так что я у тебя тут с десяток Белопуший насчитаю, а потом в другую сторону подамся, – на всякий случай пообещал он.

За спиной презрительно фыркнули – малец, не видавший Харра в деле, похоже, не горел желанием обучаться у какого-то захожего бродяги.