Но для того чтобы послушать духовные гимны, надо было идти в соседнюю комнату, и, подумав, Иванов от этой затеи тоже отказался.

Только и оставалось ему, что сидеть в пустой и тихой кухне своей кельи, пить чай и думать, что делать после окончания чаепития.

Впрочем, выбора особенного не было — хочешь не хочешь, все равно надо было лезть в чулан за бутылкой с василисковой слюной. Колено разболелось так, что больше ни о чем думать не хотелось. И не зря оно начало ныть ещё со вчерашнего вечера. Дождь за окном все усиливался, и конца ему не было видно. Как тогда, в пустыне Негев…

Транспортный «Руслан» приземлился на темную бетонную полосу, уходящую в желтые бесконечные пески. Прильнув к иллюминатору, солдаты жадно разглядывали место своей будущей службы, но ничего, кроме темных песков с чахлыми редкими кустиками зелени, не видели.

Пески были вокруг, желтые бесконечные пески с пологими мелкими барханами, уходящими волнами к далекому горизонту.

— Вот завезли, — пробормотал крепыш Никитин. — В увольнение сходить некуда. Одни верблюды.

Он оторвался от иллюминатора, широко раскинул длинные ноги в камуфлированных штанах и тяжелых десантных ботинках. На круглом лице его было разочарование. Впрочем, десантник Саня Иванов испытывал похожее чувство.

«Вот тебе и зарубежье, — тоскливо подумал он. — Все как в Туркмении. Днем жара донимает, ночью шакалы спать не дают!»

Самолет резко снижал скорость, и рев его моторов проникал через обшивку.

— Пацаны! — вдруг удивленно сказал кто-то. — Да тут дождь идет!

По толстым линзам иллюминаторов бежали юркие извилистые струйки воды.

Самолет коснулся посадочной полосы, тяжело прокатился по мокрому бетону и, в последний раз взревев двигателями, зарулил на стоянку. Наступила звенящая тишина.

— Внимание! — На пороге двери, отделяющей отсек от офицерского салона, появился лейтенант Городько. Рослый, почти двухметровый, он казался внушительным и монументальным. А морда у него была — на медалях за верную службу Отечеству такую выбивать. — Всем занять места согласно штатному расписанию. Максимум внимания и собранности. Средства связи держать в готовности номер один. — Городько ухмыльнулся. — Все-таки не забывайте, что мы не дома, мужики!

По обшивке самолета барабанил мелкий и теплый дождь. Десантники организованно выбирались из самолета, оглядываясь с любопытством по сторонам.

— Елы-палы, братцы, действительно дождь! Да разве в пустыне дожди идут? — удивленно спросил сержант Кандауров, сняв шлем и подставляя лицо теплым каплям.

— Сам видишь, — пожал плечами его сосед и тоскливо огляделся. — Да-а, Макар здесь телят точно не пас!

— Разговорчики! — оборвал его лейтенант и зычно подал команду: — Становись!

Взвод выстроился в нестройную, растерянно галдящую шеренгу, но тут же солдаты подобрались, непроизвольно становясь по стойке «смирно»: по мокрой бетонке посадочной полосы шел настоящий генерал, а рядом с ним… Вздох изумления прошел по шеренге — рядом с генералом шел самый настоящий поп, да не простой, из религиозных чинов, судя по его красному с золотом одеянию. Поп был дородным и представительным, невысокий сухонький генерал рядом с ним не очень-то и смотрелся, только погоны с золотым шитьем его и выручали.

Лейтенант Городько пружинисто вскинул руку к козырьку, впечатал в бетонку несколько четких шагов, готовясь отрапортовать генералу о прибытии, но генерал ленивым взмахом руки прервал его и с любопытством обернулся к солдатам, окидывая их внимательным и заинтересованным взглядом.

— Здорово, орлы! — негромко сказал он.

— Здравия желаем, товарищ генерал! — несколько нестройно отозвался взвод, с неменьшим любопытством в сотню разноцветных глаз разглядывая генерала. Здороваться с начальством — нехитрое дело, тут главное — набрать в легкие побольше воздуха и резко его выдыхать, имитируя нужные слова. Сложность заключалась лишь в том, чтобы каждая солдатская глотка делала это согласованно с другими, в противном случае получается галдеж, а не строевое приветствие.

Генерал подошел к правофланговому. На правом фланге стоял Аким Богомольцев, детина, который по своим габаритам не уступал лейтенанту, а по ширине плеч даже его превосходил. Рядом с ним и дородный поп не смотрелся, а сам генерал выглядел пожилым подростком.

— Воротник расстегни, — приказал генерал, и Аким удивленно повиновался команде. Заметив тоненькую цепочку, опоясывающую крепкую шею, генерал одобрительно кивнул. Повернувшись к священнику, он что-то негромко сказал ему, прошелся вдоль шеренги и остановился напротив сержанта Акинеева, у которого также проверил наличие нательного крестика. У Акинеева крестик оказался на месте, и генерал явно повеселел, даже морщинки на лице разгладились. Он снова о чем-то посовещался с хранящим монументальную важность попом.

Тот чинно кивнул.

— Орлы, — сказал генерал. — Прошу любить и жаловать, епископ отец Алексей, моя правая рука и наш, так сказать, главный идеолог. Обращаться к нему так и надо — отец Алексей. Меня зовут Николаем Павловичем, фамилия моя Рублев. Вам предстоит служить под нашим командованием. Сейчас подойдет автобус, и вам, лейтенант, надлежит обеспечить погрузку личного состава. Техника пойдет самостоятельно. На рубеже вас встретят и разместят. Вопросы есть?

Шеренга настороженно молчала. Знаем мы эти приколы! Кто может водить вертолет? Отлично, выйти из строя. Пойдете разгружать вагон с углем. Пусть даже генерал не хитрый прапорщик, но, как говорится, береженого Бог бережет. Солдатская инициатива наказуема, а потому должна проявляться лишь в отсутствие командиров. Благодарим, товарищ генерал, за внимание к личному составу, но мы уж лучше в процессе службы все освоим. Главное — оглядеться. А там уж и разберемся, зачем нас в пустыню загнали. Не с арабами же воевать!

Мягко фыркнул и развернулся около транспортника автобус.

Автобус был шикарным — с затонированными стеклами, уютными мягкими сиденьями и в придачу со стюардом из арабов, который сразу же принялся разносить по автобусу холодный апельсиновый сок. Нет, братцы, если служба так и дальше пойдет, так это лафа будет, а не служба. Может, нам и девок привозить будут? Предположение ефрейтора Страхова солдаты встретили дружным смехом. Под этот беззаботный смех автобус и въехал во внезапно открывшееся черное зево подземного капонира.

Подземелье потрясало. Сколько надо было вбухать денег, чтобы отделанное металлом и пластиком, гулкое из-за своих размеров помещение засадить магнолиями и кипарисами! Над аллеями сияло кварцево жаркое освещение, но жара не чувствовалась вообще — было прохладно, словно на северном побережье в разгар лета.

— Выходи строиться! — подал команду лейтенант Городько и первым встал, указывая место построения подле него. — Становись!

Слюна василиска сняла боль, и уже ко второму часу утра Александр почувствовал себя вполне сносно. Дождь на улице прекратился, и херувимов на перекрестке не было видно, да и нечего им было делать в Граде в светлое время — нечисть света боится больше, чем самих херувимов.