Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я оглядываюсь. Галя в испуге прижалась к стене. Я хватаю ее за руку и увлекаю в темную подворотню дома. Недостает только нам с ней попасть в милицию. Мы оказываемся в каком-то дворе, перебегаем его, и я с треском распахиваю дверь, над которой укреплен тусклый фонарь. Сзади, на улице, слышны свистки. Ну конечно, это патрульная милицейская машина. Мы с Галей осматриваемся. Высоко под потолком горит лампочка. Это подъезд дома. Напротив выход на улицу.
— Ну вы мужчина, — одобрительно говорит Галя. — С вами не страшно.
Голос у нее спокойный и даже чуть веселый. Кажется, я преувеличил ее испуг там, на улице.
— А с вами не страшно? — спрашиваю я.
Галя усмехается.
— Вам нет. И три бюллетеня вы сегодня обеспечили, это уж точно.
— А еще что-нибудь я обеспечил?
— Или я не женщина? — улыбается Галя. — Или я могу остаться равнодушной, по-вашему?
Она привстает на цыпочки и нежно обнимает меня за шею.
И тут я вспоминаю странный ее взгляд при встрече, две молчаливые фигуры в тени, возле театра. Да, тут есть о чем поразмыслить.
Я молча отряхиваю брюки, поправляю куртку, волосы и поворачиваюсь к Гале.
— Вид у меня как? Вам не стыдно со мной идти?
— С вами мне теперь никуда не стыдно идти.
Она достает из сумочки платок и, снова встав на цыпочки, осторожно вытирает мне щеку. Скула болезненно ноет.
— Знаете, мне хочется пойти в одно место, — говорю я. — Но не знаю, как туда попасть. Интерклуб моряков. Знаете?
— Или! — откликается Галя. — Пойдемте. Все будет сделано.
Мы выходим на улицу. У меня побаливает спина, но я не подаю вида.
Вот и набережная. В обе стороны тянется Приморский бульвар. А прямо перед нами, на площади, одинокий памятник Ришелье, основателю Одессы. Он угрюмо смотрит на море и на знаменитую лестницу, волнами спускающуюся к порту, широченную красавицу лестницу в сто девяносто две ступени, которую знает, по-моему, весь мир.
Справа от нас светятся огни интерклуба, окна его выходят на Приморский бульвар. Из окон интерклуба доносится музыка.
— Сейчас тебе все будет, — говорит Галя, прижимаясь ко мне. — Или я не «мадемуазель Галя».
Мы подходим. Галя шепчет что-то людям у входа, и нас мгновенно пропускают.
Красиво в клубе, весело, шумно. В зале гремит оркестр. У стойки бара и в буфете толпятся моряки, с ними нарядные раскрасневшиеся девушки, тут же какие-то парни с длинными по моде волосами, в пестрых рубашках и умопомрачительных брюках клеш. Среди моряков много иностранцев, их можно узнать по лицам, по фасонам курточек, по замысловатым нашивкам на рукавах.
Мы проходим в зал. По пути я оглядываю себя в зеркало. Вид, прямо скажем, неважный. На скуле растекся рыже-фиолетовый синяк, перечеркнутый запекшейся царапиной, куртка испачкана и помята, брюки тоже. Ну да ладно.
— Потопчемся? — предлагает Галя. — Или что?
— Обязательно потопчемся, — весело отвечаю я. Она вскидывает мне руку на плечо.
Оркестр прямо-таки надрывается, словно в экстазе. По маленькой эстраде мечется с микрофоном в руке потный парень в черном приталенном фраке, оглушительные вопли его понять невозможно, да и не обязательно. Зал веселится и хохочет. Боже мой, чего тут только не пляшут под эту бешеную музыку! Я ищу глазами Лену.
Вон она! Танцует с каким-то иностранным моряком. Где же ее кавалер? Ага, вот подходит и он, отрывает от моряка и угощает мороженым. С высоты моего роста мне все отлично видно. Ну теперь, кажется, самое время.
— Ого! Кого я вижу! — говорю я. — Моя сестренка!
— Ты здесь с сестрой? — удивляется Галя.
Она как-то очень легко и естественно перешла со мной на «ты». Все-таки столько вместе пережили.
— Ну да, — отвечаю я. — Отличная сестренка. Сейчас я тебя с ней познакомлю.
Но это, оказывается, не так-то просто. Когда мы, танцуя, пробираемся наконец к Лене и ее кавалеру, они уже покончили с мороженым и сейчас с упоением что-то отплясывают. Парень не сводит с Лены восхищенных глаз. Она разрумянилась, рыжие волосы рассыпались по плечам, а гибкая ее фигурка в узких кожаных брюках выделывает немыслимые телодвижения, что-то уж сверхсовременное. Откуда только она всему этому научилась, интересно знать? Мне становится смешно.
— Алло! Ленка! — кричу я.
Лена замечает меня, прекращает танцевать и тащит своего кавалера к нам. Мы знакомимся.
— Гога, — представляется парень.
С Галей он, оказывается, знаком.
— Чао, Гога, — улыбается она, но я замечаю, что ее не очень радует эта встреча.
Гога отвечает ей тоже довольно сдержанно.
— Виталий, что с тобой? — всплескивает руками Лена, разглядывая мой великолепный синяк.
Я безмятежно машу рукой.
— Упал, — говорю я. — Поскользнулся на ровном месте. Со мной это бывает, как ты знаешь.
— Влез в какую-нибудь драку? — не унимается Лена. — Ведь так? — обращается она к Гале.
— Я страшно спешил на свидание, — быстро говорю я. — Галя меня таким уже получила.
— Именно, — весело соглашается Галя. — И такой он мне очень понравился. Или я ничего не понимаю в мужчинах.
Некоторое время мы еще танцуем. С Галей то и дело кто-то здоровается, порой довольно развязно. Какой-то парень пытается даже ее увести от меня, но Галя неуверенно отказывается. Парень бросает на меня недобрый взгляд. Хлопотно же быть кавалером у этой «мадемуазель Гали». Не хватает только еще одной драки из-за нее. Впрочем, та, первая, произошла, мне кажется, совсем не стихийно. «Халочка», наверное, решила проверить меня на свой манер. Зачем только ей это потребовалось, интересно знать?
Через некоторое время мы все идем в буфет.
Мы пьем вино, заедаем яблоками и конфетами.
Потом Лена поднимается из-за столика.
— Ой, как я устала, — говорит она.
— Проводи даму, Гогочка, — ласково приказывает Галя.
— А ты не боишься тут оставаться? — с ехидцей осведомляется тот.
— Нет, Гогочка, — тем же тоном отвечает Галя.
— Я пошла. Виталька, не приходи поздно.
Девушки мило прощаются. Ленкин кавалер плетется вслед за ней.
— У тебя мировая сестричка, — замечает Галя. — И вы здорово похожи.
— Да, говорят, — киваю я.
Мы снова идем в зал, где гремит оркестр. Несколько раз в толпе мелькает парень, который недавно хотел увести Галю. Он словно следит за нами. Надо его запомнить на всякий случай. Про себя я отмечаю еще одно странное обстоятельство Галя, кажется, испугалась этого парня вполне искренне. А вот в ее испуге там, во время драки, я не уверен. Значит, кого-то она боится все-таки по-настоящему?