Жила, оказывается, как услыхал войну где-то в районе, куда мы пошли, так и побежал без «бэхи» на помощь. И у меня спрашивает: «Слыхал ли, где война идет?» После моего рассказа все засуетились, но топчутся на месте. Я думаю: «Что же вы стоите, бежать надо, пацанов вытаскивать, да и офицер среди нас есть, разрулит сейчас… Хотя он такой же мальчишка, как и мы, на несколько лет всего старше, да и дорогу они не знают…»

Шли по дворам, по другой стороне от злополучного дома, «бэху» пустили по улице на холостом ходу, чтобы шла со скоростью пять километров в час, а мы впереди нее выйдем, как к раненому подходить будем. Потом понятно стало, почему так близко от меня шифер осыпался: все заборы во дворах были с проемами или в них холодильник лежит, чтобы перепрыгнуть. Где-то доска оторвана, в общем, что по улице, что по дворам с одной скоростью передвигаться можно было – готовились «чехи»… Мы с Жилой шли впереди, остальные сзади на один двор. Думали, что нас догонит взводник, но он ни слова не проронил, просто шел, как все…

Ориентир был – на подвал чеченки (дай Бог ей здоровья!). Вышли на улицу, я показал оператору-наводчику дом – крышу было видно, механу – где встать «бэхой», чтобы Гену под прикрытием брони забрать. Пошли опять во дворы, чтобы как раз напротив дома выйти. Чеченка снова вышла из подвала, вся в слезах, с ней еще одна женщина, оказывается, жила, говорит, что правду же говорила. Я еще накричал на нее, чтобы закрылись в подвале, а то на всю улицу кричит, пару гранат к нам во двор кинут, и все. Мы тут все в куче собрались. Когда до места дошли, пацаны оставшиеся начали кричать, что «чехи» улицу постоянно перебегают метрах в ста от нас, хотят с тыла зайти, расстреляли бы в упор пацанов безоружных. Еще кричат, что Селезня убили… Для меня это был шок, сил уже не было ни на что. Жрать хотелось, и автомат еще тяжелее стал с полным магазином, который пацаны дали. Зрительно помня расположение дворов, пустырей, я думал, что если «чехи» перебегали улицу, причем постоянно, они где-то рядом собираются в кучу. Мы уже собрались, взял с собой кого-то, уже не помню. У него гранаты были, взял половину, и пошли на задний двор к проему в бетонной стене, из которого один «чех» под шум нашей стрельбы на одиночном режиме мог пощелкать всех, как котят. Тем более что уже «бэха» заработала по дому, пацаны сами справятся. Лежали возле проема, держа крест-накрест оборону, с гранатами перед носом, пока пацаны грузили всех. «Чехи» так и не пришли, может «бэху» услыхали, не знали, сколько нас пришло на выручку. А может быть, тоже жрать хотели и сил не было.

Выходили по той же улице, по которой я бежал. На механа постоянно орал, чтоб тише ехал, а то пехота не успевает прятаться за ней. Расстреливали последние патроны в «ту» сторону. Когда дошли до поперечной улицы, откуда начали идти, все погрузились на броню. Основная часть пехоты залезла на БМП, хоть за башней немного спрятаться, ведь на ней вообще ничего не слыхать, откуда ждать «подачи». В конце частного сектора начался асфальт, и механ дал газу… На одном из поворотов «бэху» начало швырять из стороны в сторону, пока не выкинуло в кювет. Она насобирала бетонных столбов, ограду какого-то огорода вместе с колючей проволокой, с проволокой от ПТУРСов, и механ с перепугу нажал резко на тормоз… Все, кто сидел впереди, за секунду слетели прямо на эти столбы. Я схватился за струбцину на пушке и удержался. У некоторых из нас кости коленей даже через штаны вылезли.

До расположения роты оставалось метров пятьсот. Я брел, волоча пустой автомат за ремень, и думал, что надо бы пожрать что-нибудь. Один «двухсотый», пятеро «трехсотых» – сходили на мародерку…

Об этом происшествии знал командир полка, и зачем мы туда пошли – тоже знал. Все спустили на тормозах… Авторитет взводника, видимо, повлиял. Все тихо замяли, наверное, поэтому в журнале боевых действий нет этой даты. Было это 10 января 2000 года.

Мы тогда не знали, что все самое страшное еще впереди.

«Офицеры и бойцы нервничали…»

Эдуард Виноградов, 3-я мотострелковая рота, стрелок, гвардии сержант:

– Много тогда было ненужных телодвижений. Вводные поступали одна за другой, причем одна отменяла другую. Про сон совсем забыли. Все это отражалось на выполнении поставленных задач. Офицеры и бойцы нервничали, быстро уставали. Случались и конфликты.

Был такой неприятный случай… Я пришел в первый взвод к своему земляку Валере Стратиле в гости и наблюдаю такую картину: командир взвода гвардии старший лейтенант Андрей Кузнецов в ярости бегает, как будто что-то ищет. Я спросил Валеру: «Что случилось?» Как выяснилось, ротный и замполит роты избили одного бойца. Андрей Кузнецов был правильным парнем. Он не мог проглотить, что его бойца, за которого он в ответе, избили. Вскоре мы, все контрактники, залезли на БМП и поехали за Кузнецовым. Андрей на ходу спрыгнул с БМП и вбежал в палатку ротного. Мы все остались на улице. Из палатки был слышен только один голос – командира первого взвода Андрея Кузнецова. Он отчитывал ротного, как новобранца. Вышел ротный с испуганными глазами и попросил у всех нас, контрактников, прощения.

Зато комбат у нас был – золото. Познакомился я с ним, когда он, еще перед Грозным, пришел в роту с проверкой. Мы же, контрактники, его не знали. Я спросил: «С кем имею честь?» – «Ваш комбат». – «Не вижу вашего звания…» – «Майор был с утра…» – «Товарищ майор…» – докладываю. «Гвардии майор…». В Грозном он всегда был с нами, а не сзади, сам часто командовал штурмовыми группами, минуя ротных. Взяли одну пятиэтажку, короткая передышка… Комбат был с нами. «Вы когда-нибудь спите, товарищ гвардии майор?» – спрашиваю его. – «Ну, бывает…» – Может, чайку?» – «А что – есть?» – «Есть». Чайком его хорошим угостили.

«Вжимались в асфальт на школьных дорожках…»

Игорь Дружинин, разведывательная рота полка, контрактник:

– В ночь перед штурмом подтянулись внутренние войска, ОМОН, СОБР, чеченское ополчение.

К нам под вечер пришла колонна из Моздока, и мы нажрались водки. Встали в четыре часа утра. Нас человек шесть послали к школе, а за нами опять двигалась УРка. С похмелья было, конечно, тяжеловато, но мы подобрались к самой школе. Уже засветло УРка сработала по дороге, входящей в Грозный, и стала отползать. И тут по школе и по всему району начала работать артиллерия, а с высоты били в упор танки. Нам спрятаться было некуда, и мы вжимались в асфальт на школьных дорожках. Били по нам минут 20–30, непонятно, как мы живые остались.

Как затихло, мы выстрелили из «Мух» по окнам школы и начали отходить. Нас обстреляли снайперы, но все живые остались.

Сзади нас подползали первые цепи «вэвэшников». Мы, видимо, еще под градусом, сказали, что идем с ними на штурм. Но ротный на нас наорал, и мы вернулись к своим. Как оказалось, про нас забыли, что мы у школы были, поэтому нас и расстреливали в упор. Потом, говорят, «кэп» – комполка – вспомнил, что у него у школы разведка лежит. Хорошо, хоть вспомнил!

«Они стреляли по нам, мы – по ним…»

– Начало штурма было без федералов. Хотя, считаю, зря. О многом говорит хотя бы факт, что московский ОМОН в полном составе отказался идти на штурм Грозного. У нас боевого духа было побольше.