Олега беспокоило, как Его Величество отнесётся к появлению на борту Елены, но всё прошло гладко – Гуго был поражён, конечно, но счёл, что магистру просто удалось спасти красавицу-паломницу, вырвав сей ценный трофей из лап презренного Альбериха. Елена Мелиссина не стала переубеждать короля…

Уступив изгнанному монарху каюту, женщина устраивалась на полуюте, подстилая себе кипу войлочных кошм и удобно откидываясь в ложбину кормового завитка, изображавшего хвост корабля-дракона. А когда поднималась волна, пересаживалась ближе к мачте, где качка была ощутима менее всего.

Приседая на груду ковров, сложенных у мачты, зоста-патрикия оказывалась в центре внимания – взгляды сотни мужчин устремлялись на неё, – но Елена не смущалась. И не чинилась, не чванилась особо – женщина улыбалась и думала о своём, а иногда пела песни, что выучила за свою неспокойную жизнь. Она тянула заунывные арабские песнопения, протяжные славянские, томные итальянские, пылкие франкские. Варяги слушали – и их твёрдые лица мягчели, а в душах, заветрившихся и огрубелых, начинало щемить.

На третий день пути – лодьи проходили между островом Эльба и побережьем Тосканы – Елена заняла своё обычное место на корме. Турберн, сидевший у руля, поглядывал на неё с умилением. Потом пришёл Пончик, пристроился рядом. Олег, тягавший снасти на пару со Свеном, разгорячился и скинул рубаху, оставшись в одних штанах, сшитых из кожи по варяжской моде – гребцы в таких не скользили в бурю по мокрым скамьям.

– Олег! – крикнул Шурик. – Иди к нам!

Сухов прошёл на корму и занял место в ногах Елены, облокотившись на крутой изгиб борта.

– Мы как на отдыхе, – ухмыльнулся Пончик, – на увеселительной прогулке! Угу…

Елена сидела, выпрямившись и высоко подняв голову, – загорала под солнцем Италии. Её глаза были закрыты, а вся фигура выражала полнейшую безмятежность.

– А я вот всё думаю, – проговорила она, не раскрывая глаз, – знаете о чём? Думаю, как же я попала сюда? Кто послал меня – умный враг или глупый друг? Помнишь, Олег, ты говорил, что это не мог быть патриарх? А может, всё же он?

– Верится с трудом, – пожал плечами Сухов. – Феофилакт слишком глуп. Говорить он умеет, но соображать не способен – в его голове никак не могла родиться идея повлиять на ситуацию в Риме извне так, чтобы развалить порнократию изнутри. Нет, это ему кто-то «напел», а патриарх подхватил. Вполне вероятно, что он и сам убеждён, будто идея с тайной посланницей пришла к нему естественным путём.

– Допустим, – сказала Мелиссина, открывая глаза. – Допустим, что его подговорил тот самый враг – главарь, которого ты не раскрыл. Как, ты говорил, его прозвище? «Принцепс»?

– Угу, – сказал Олег.

– Не передразнивай, – проворчал Пончик. Елена улыбнулась и продолжила:

– Если «Принцепс» оплодотворил слабый патриарший разум идеей о свержении порнократок, то как он мог знать, что я поступлю именно так, как поступила? И, вообще, какой он смысл закладывал в исполненное мною поручение? Навредить тебе? Ведь «Принцепс» – синклитик, и наверняка знал о планах императора. А вредить Марозии означало принести вред Гуго, следовательно, и базилевсу!

Пончик скорчил рожу, тыкая пальцем в настил – дескать, Гуго под нами. Елена пожала плечами – мол, плевать я хотела на всяких там королей.

– Наши речи слишком понятны, – предложил Александр, беспокойно ерзая.

– «Принцепс» точно знал, как ты поступишь, – перешёл Олег на язык русов. – Полагаю, он был в курсе всех твоих тайных дел – и просветил о них патриарха, чем привел того в восторг. Правда, Феофилакту далась лишь внешняя сторона, его впечатлил список дворов, при которых ты блистала, а вот «Принцепс» разглядел куда больше – твой характер. Ты дерзка и решительна, любишь опасность, но храбрость твоя разумна – ты не станешь рисковать зря, опыт и знание подскажут тебе неожиданный ход – и ты сделаешь его. Я помню, как встретил тебя во дворце ширваншаха – ты явилась убить князя Халега, сына Ингоря, а по ошибке встретила меня. Благословенная ошибка!

– Перестань, – махнула на него рукой Елена.

– Перестал. Просто я хочу сказать, что твои действия в Риме были достаточно предсказуемы. Тактику посланницы Мелиссины предвидеть было нельзя, но стратегия-то ясна! Центр, ось, опора порнократии – это Марозия, и что бы ты выбрала для решения поставленной задачи? Либо убить Марозию самой, либо убрать её чужими руками. Ты пошла по второму пути – он был интереснее. Подзуживая Альбериха, ты добилась своего – сыночек заточил мамулю и братца в темницу.

Однако я уверен– «Принцепс» добивался вовсе не этого. Положение в Риме его не волновало совершенно. Посылая тебя, он вредил мне! Не в силах дотянуться до магистра и аколита, он желал посредством зоста-патрикии нанести ему, то есть мне, удар в спину. Как? А вот тут выбор велик. Представим, что ты сама решила зарезать Марозию. Тебе это удалось, но тебя схватили и отдали палачу… Впрочем, стоит ли зря тратиться на пытки? Можно было и подсказать, кому положено, кто ты. И что будет делать Гуго, узнав, что его жена убита супругой человека, желающего заключить союз от имени императора? Постарается этого человека извести, верно? А то, что при этом пострадает империя, «Принцепсу» безразлично. Ему это только на руку – чем хуже для империи, тем лучше для него.

– Убить тебя не легко, – убеждённо высказался Пончик. – Угу…

– Согласен, не легко. Но можно ведь? Я, знаешь ли, не заговорён от стрел и мечей, я, как все, внезапно смертен. Причём, заметьте, «Принцепс» в любом случае оставался в выигрыше. Убьёшь ты Марозию – Гуго осерчает и возжаждет меня прикончить. Король остаётся на нашей стороне только потому, что не знает, кто стал причиной нежданного возвышения Альбериха. Если же ему об этом сообщат, он тут же увидит всё в ином свете, обвиняя и меня в подлом заговоре. Ведь это я заплатил ему золотом, убеждая послать войско пугануть Ландульфа! А если бы войско осталось в Риме? Посмел бы тогда восстать Альберих? Да ни за что! Видишь, какой расклад? И поэтому я успокоюсь лишь тогда, когда окажусь в Константинополе – и пойду по следу «Принцепса», и отыщу этого гада. Пока он жив, и я, и ты будем в опасности.

– Но всё могло окончиться неудачей, – осторожно сказал Пончик. – Мало ли… Могли убить саму Елену… Хм.

– Вот именно, – криво усмехнулся Олег. – Могли. И это был бы самый беспощадный удар по мне…

Елена дотянулась рукою до шеи Сухова и провела по ней пальцами, лаская и успокаивая.

– А тебе не кажется, – затянул Шурик, – что ты переоцениваешь Гуго? С чего бы ему вдруг бросаться мстить за убиенную Марозию? Да у него только официальных любовниц было… не помню сколько. Вандельмода, Пецолла, Ротильда, Стефания, Ротруда и… и так далее. А в Павии, во дворце, он держал целый гарем из красивых наложниц!

– Пончик завидует королю, – объяснила Елена для Олега.

– Ничего я не завидую!

– А вы знаете, – сказала Елена, – как Гуго женился в третий раз, то есть на Марозии? Она-то была замужем за Гвидо, его братом по матери, а церковь запрещает женится на вдове брата. И король не остановился даже перед тем, чтобы обесчестить память о мамочке, объявив, что её потомство от второго брака не отпрыски её, а приёмыши, которых она лживо называла своими детьми! Представляете? Ламберт, маркграф Тосканы и брат Гвидо, вызвался доказать действительность своего происхождения, и зря – Гуго заманил Ламберта к себе, велел схватить его, ослепить и запереть в темнице. Маркграфство Тосканское он отдал Бозону, своему брату по отцу.