Омер снова приподнял голову и спросил:

— Ну хорошо, а еще? Еще чем ты занимался в последнее время?

— Потом об этом поговорим. Ты пока расскажи мне о здешней жизни.

— О здешней жизни?

— Ну о том, как ты тут поживаешь, о туннеле, о том, что делаешь в свободное время, о людях. О жизни!

— Стемнело… Когда темнеет, мы садимся ужинать, зажигаем газовые лампы… Я тебе об этом писал. Здесь работают два молодых инженера, которые учились на четыре курса младше нас. Они иногда играют в карты: в пишти или в шестьдесят шесть. Есть еще Хаджи, о котором я тоже писал. Он готовит еду, прибирается, стирает белье, исполняет всякие поручения. Этой зимой в моем бараке осталось всего четыре человека. В двух километрах к западу отсюда, в сторону Кемаха — большая строительная площадка. Там есть генератор, стоят большие дома, в одном из них живет тот немец. Я иногда хожу с ним поболтать. А потом, после ужина, и спать пора. Так вечера и проходят. Время тянется медленно, еле-еле… Снег идет… Как посмотришь утром в окно, вставать не хочется. Курю… Иногда пьем что-нибудь горячительное. Так и живем. Мы сейчас скоро пойдем поужинаем. Вот она, комната Растиньяка, жилище завоевателя… Ладно, пошли есть. А потом ты сладко уснешь.

Сквозь сон слышно было, как кто-то ходит по дощатому полу, открывает дверцу печки, подбрасывает дров. Но и скрип половиц, и звук открывающейся печной дверцы казались незнакомыми. Рефик открыл глаза и вспомнил: сейчас он в бараке, затерянном где-то между Кемахом и Эрзинджаном. Светило яркое солнце, в окне виднелись заснеженные вершины гор.

— А, проснулся? — спросил Омер. — Или это я тебя разбудил?

— Нет, я давно уже не сплю, — ответил Рефик, от души потянулся и с наслаждением зевнул, как зевают спокойные, довольные своей жизнью и постелью люди. «Вот ко мне и вернулось душевное спокойствие!» — подумал он и вспомнил только что виденный сон. Во сне мама и Осман ругали Перихан, говоря, что Рефик уехал из-за нее, а Перихан каталась по площади Нишанташи на велосипеде, весело смеялась и кричала: «Никто на Рефика не сердится! Мы все его любим!» Сам же он прятался за садовой оградой, наблюдал за ними и радовался.

— Хорошо ли спалось?

— Замечательно. Я отлично себя чувствую! — Рефик потянулся и разом встал с постели. В комнате вовсе не было холодно, как он боялся. На часах половина восьмого. «Ничего себе! Двенадцать часов проспал!» Он хотел сказать Омеру, что проспал всю ночь напролет, но вспомнил, что один раз все-таки проснулся и услышал волчий вой.

Одеваясь, он сказал об этом Омеру. Тот ответил, что волков в округе действительно много, ходить на улицу ночью без оружия опасно. Потом вышел из комнаты. Рефик достал новый бритвенный набор, купленный в Бейоглу двумя днями ранее. В углу комнаты висело зеркало. Рефик принес из уборной таз с холодной водой и поставил его рядом с зеркалом. Взглянув на свое отражение, решил, что выглядит бледным и нездоровым, однако следов тоски и скуки на лице не обнаружил. Бреясь, он чувствовал себя спокойным, счастливым и расслабленным. «Вчера я немного нервничал, но сегодня — в полном порядке!» — говорил он себе, гладя на округлое, бледное, с мешками под глазами лицо в зеркале, и торопился побриться, чтобы можно было выбежать на улицу, под ярко-голубое небо, и ощутить себя бесконечно свободным. Добрившись, он пошел в ту просторную комнату, где вчера встретил его Омер.

Посредине комнаты стоял накрытый стол. За ним сидело три человека, среди них и Омер. Увидев Рефика, он указал на сидящих по обе стороны от него молодых людей и сказал с набитым ртом:

— Ну, вот он и пришел! Это мои коллеги Энвер и Салих, а это ваш старший товарищ-инженер, мой однокурсник.

Все заулыбались. Рефик познакомился с молодыми инженерами, которых накануне не видел, потому что рано лег спать. Салих был высоким и смуглым, Энвер — пониже ростом и полный. На столе было масло, варенье и сливки. На печке стоял чайник. Рефик налил себе чаю и сел за стол. Салих сказал, что помнит Рефика в лицо со студенческих времен. Польщенный Рефик спросил, не в том ли году они поступили в училище, когда Мюнип-бей ушел на пенсию. Потом вспомнили и других преподавателей. Железнодорожному строительству, как выяснилось, их обучал один и тот же человек. Омер стал уверять, что здесь Рефик сможет узнать кое-что новое в этой области, но тот возразил, что приехал сюда ненадолго, да и в любом случае уже успел забыть все, что знал о железнодорожном строительстве. Когда он встал, чтобы налить себе еще чая, толстяк Энвер сказал:

— А я, признаться, думал, что вы сюда работать приехали.

— О, нет! Я теперь не инженер, занимаюсь торговлей. А сюда приехал на месяц, в отпуск, так сказать. — Он немного помолчал и прибавил: — Сбежал из города, чтобы отдохнуть!

— Обычно за этим ездят в Европу, — строго заметил Энвер. Затем, должно быть, пожалел, что так сказал, и встал из-за стола. За ним ушел и Салих.

— Они, оказывается, думали, что ты будешь здесь работать, — улыбнулся Омер. — Я с ними заключил очень выгодное для них соглашение — работают не за оклад, а за долю в прибыли. Решили, что ты тоже вступишь в долю, и испугались. — Он усмехнулся, но как-то невесело. — Ну, как они тебе?

Рефику вдруг вспомнился Мухиттин. Не дожидаясь ответа, Омер продолжил:

— Славные ребята, очень способные. На своем курсе были лучшими. Оба нуждаются в деньгах. — И он улыбнулся с видом не забывающего о своей выгоде покровителя молодых талантов. Таким Рефик никогда еще его не видел.

— Да, похоже, славные ребята! — сказал Рефик, чтобы не молчать, и снова встал за чаем. — Тебе налить?

— Чаю-то? — Омер потянулся и зевнул. — Да, выпью, пожалуй, еще чашечку.

Рефик поставил чашки на стол.

— Как весело сегодня светит солнце!

— Да… В Стамбуле ты в феврале такого не увидишь!

Они сидели и смотрели в окно. Солнечный свет заливал край стола. Рефик снова потянулся к сливкам.

— Хорошие сливки, а? — спросил Омер. Потом пригляделся к Рефику и удивленно прибавил: — Ты, я смотрю, побрился? Герр Рудольф будет сердиться. Я тебе не говорил, что мы сегодня вечером пойдем к нему в гости? Он тебе обрадуется. По-турецки говорит замечательно — живет у нас уже шестнадцать лет. Работал еще на железной дороге из Самсуна в Сивас. Он сердится, если кто-то бреется просто так. Не любит дисциплину.

За спиной Рефика открылась дверь, и в комнату вошел Хаджи. Рефик уже успел накануне познакомиться с этим спокойным, неторопливым пожилым человеком. Ни сказав ни слова, он прошел через комнату и вышел на улицу. Рефик увидел в окно, как Хаджи медленно ступает по снегу, и ему самому захотелось поскорее оказаться на свежем воздухе. Он уже было поднялся с места, но Омер сказал.

— Давай еще немного посидим, выкурим по сигаретке. Потом вместе сходим в туннель. Я останусь там, а ты возвращайся. Погуляешь вокруг, осмотришь окрестности.