Во всех этих веселых экскурсиях мистер Гаркрос не отставал от своей жены. Он никогда не противоречил ей, никогда не выражал желания остаться дома, чтобы поиграть на биллиарде или почитать в большой библиотеке, или погулять по саду, но он был в высшей степени равнодушен. Маленький клеведонский мир считал его примерным мужем. Он был всегда учтив и внимателен со своею женой, носил ее шали и зонтики, подсаживал ее в экипажи, но все это без неуместной поспешности, которая могла бы напоминать окружающим, что он женился на богатстве. Он большею частью молчал, но это никому не казалось странным в таком деловом человеке, как он.

— Этот Гаркрос не перестает думать, Джо, — сказал один из молодых людей своему товарищу. — Не понимаю, как он не сойдет с ума. Пробовал ты когда-нибудь думать, Джо?

— Да, однажды мне пришлось подумать. Мне нужно было сделать расчет для Дербиева дня, но у меня все не выходило то, что должно было выйти. Дело вот в чем, Треби. Если ты поставишь по сто против десяти в пари против одиннадцати лошадей, то так как только одна из них может выиграть, ты не рискуешь проиграть. Если же ни одна не выиграет, ты выиграешь сто десять фунтов. Вот таким-то образом и наживаются большие состояния.

— Ну, это слишком мудрено, — возразил Треби.

Наслаждался ли мистер Гаркрос своею жизнью среди этого беспечного общества, среди зелени и свежих английских ландшафтов, среди молодых голосов и молодых лиц? Нисколько; он только мирился со всем этим как с неизбежным. Он не мог наслаждаться настоящим, как окружавшие его люди. Его многолетняя погоня за успехом сделала его неспособным пользоваться отдыхом. Клеведонское времяпрепровождение, прогулки между развалинами, питье шампанского в два часа дня, простодушные шутки, все это казалось ему такою пустою тратой времени, и пока другие веселились, он ходил один, взвешивая свою жизнь и сравнивая то, что он приобрел, с тем, что он утратил. Разрушенное аббатство располагало в особенности к таким размышлениям. Оно было собственностью лорда, который по профессии принадлежал также к судебному сословию и поместье которого возвышалось невдалеке от развалин.

«Монахи, построившие и поддерживавшие это аббатство, были, по-видимому, людьми с более возвышенными душами, чем наши лорды, законоведы, потому что оставили после себя более величественный памятник, чем лорд Турло и Брум. Что ни говори, но ничто не дает человеку такого верного средства увековечить свое имя, как архитектура, и страсть фараонов к монументальным постройкам очень естественна и простительна».

Но бывали минуты, когда и мистер Гаркрос становился общительным и снисходительным до того, что начинал ухаживать за одною из мисс Стальмен, которая расположена была обожать его и наедине с сестрою сожалела, что он женат. Вопреки своему обыкновению отдаляться от общества, он был очень популярен, во-первых и главное потому, что был человек известный в своей профессии, а мы любим быть в дружеских отношениях с людьми известными, во-вторых, потому, что он умел хорошо говорить, когда хотел, и имел дар казаться всезнающим.

— Вы так много знаете, мистер Гаркрос, — сказала ему однажды хорошенькая мисс Стальмен, когда он рассказал ей одну из легенд о монахах, некогда населявших аббатство. — Мне кажется, что вы прочли все книги, какие когда-либо были напечатаны.

— Далеко не все. Я даже сомневаюсь, прочел ли я столько книг, сколько прочли вы. Говорят, что молодые девушки поглощают ежедневно по трехтомному роману, что составит в год, не считая воскресений и праздников, девятьсот томов, а в семь лет шесть тысяч триста томов. Не думаю, чтоб я прочел так много. Но сегодня, когда я узнал, что мы будем завтракать в монастыре, мне пришло в голову, что всем будет интересно узнать что-нибудь из его прошлого, и пока дамы одевались, я заглянул в историю Кента.

— Как приятно быть с кем-нибудь, кто знаком с готическою архитектурой, — промолвила мисс Стальмен с тихим вздохом: — Я очень люблю все средневековое.

Многие в Клеведоне заметили сходство между мистером Гаркросом и его хозяином. Их можно было принять за братьев или за близких родственников, говорили окружающие. Тип лица Губерта Гаркроса встречался во многих клеведонских портретах, как заметил однажды всевидящий Уэстон Валлори, когда гости, арестованные дождем, бродили по дому, ища развлечений.

— Это сходство — очень странное явление, тем более что лицо друга моего Гаркроса не из обыкновенных лиц, — сказал он. — Легкая выпуклость нижней губы, например, придающая его лицу то, что некоторые называют циническим выражением, есть характеристическая особенность Клеведонов. Это случайное сходство очень любопытно.

В гостиной висел портрет сэра Луки во весь рост, работы Лауренса, в котором сходство Клеведонов с Гаркросом было еще очевиднее, несмотря на то, что мыслящее выражение лица Гаркроса отсутствовало в лице покойного баронета.

— Мой отец был бы очень похож на вас, если б умел думать, — сказал сэр Френсис. — Но он никак не мог научиться этому искусству, даже в несчастий. Он научился только ворчать.

— Вы узнаете их по их плодам, — сказал мистер Гаркрос нравоучительно. — «Собирают ли виноград с терновника или смоквы с репейника?».

Сэр Френсис посмотрел на него с удивлением, но не сказал ничего. Кто-то из гостей сделал между тем замечание о нарядах двадцатых годов, и разговор принял другое направление.

Мистер Гаркрос остался один в картинной галерее. Внизу капитан Гартвуд и мистер Голль составили большое состязание на биллиарде, и вся клеведонская молодежь, развеселившись после завтрака, который по причине ненастной погоды длился вдвое долее обыкновенного, сошлась посмотреть на игру. Говор и смех доносились до мистера Гаркроса, ходившего взад и вперед по картинной галерее, увешанной портретами усопших Клеведонов, которые смотрели на него и насмешливо улыбались, как ему казалось, в полусвете ненастного дня. Утром еще можно было надеяться, что погода разгуляется после полудня, и клеведонское общество с нетерпением поглядывало на барометры, но темное небо становилось все темнее и темнее, дождь усиливался, и время от времени, при сильных порывах ветра, так стучал в окна, что старые рамы дребезжали, как на корабле во время бури. В комнате было два камина и, несмотря на лето, можно было только пожалеть, что они не затоплены. Мистер Гаркрос содрогнулся несколько раз во время своей одинокой прогулки, но тем не менее не хотел променять картинную галерею на более уютную комнату. Это утро он провел довольно сносно, играл в шахматы с мистрис Чевиот, ухаживал за младшею мисс Стальмен, откопал в библиотеке несколько редких старинных томов и рассказал их историю в назидание старшей и более серьезной мисс Стальмен, словом, вел себя так, как должен вести себя человек, желающий поддержать свою популярность, но после полудня силы ему изменили. Его профессиональная карьера не приучила его к такому времяпрепровождению. Ему нужна была поддержка более сильных интересов, чем те, которые он находил в таком бессодержательном существовании. В его судебных делах всегда встречалось что-нибудь интересное, какая-нибудь подробность, какое-нибудь юридическое затруднение или возможность устроить искусную ловушку для противной стороны. Но в общей жизни маленькой колонии гостей, имевших мало общего друг с другом и принужденных постоянно притворяться обязательными и веселыми, он не находил ни пользы, ни удовольствия.