– Лихой, вперёд! Послушай эмоции этого самоубийцы!

Волкодав унёсся к стене каземата, а ко мне подбежали Крепыш и переводчик Тедди.

– Достал меня уже этот шантажист, – выдохнул командир штурмовиков. – Я даже с чего-то перенервничал, да и воины волнуются. А ну как реально подорвёт арсенал? Здесь же боеприпасов под скалой сотни вагонов, наверняка ещё со Второй мировой пылятся.

– Нормально, Крепыш. Сейчас посмотрим, что за перец там окопался. С ним много народа?

– Точно не известно, но мы заметили пятерых бойцов и штатских человек сорок.

– Тедди, – окликнул я прижившегося у нас англичанина, – переводи, что этот горячий гражданин кричит.

Рёв вожака не смолкал, и Аргайл переводил дословно:

– Вы думаете, что сможете покорить свободолюбивых коммунаров?! Нет! Лучше смерть, чем рабство! Даю вам ещё один шанс на то, чтобы покинуть территорию республики Гибралтар! Забирайте, что успели награбить, и убегайте, у вас есть ещё десять минут, а после этого я нажму на кнопку, и все мы погибнем!

– Нет, – послушав слова анархо-коммуниста, сказал я, – это не самоубийца. Всем на позиции, сейчас или на мирный исход его разведу, или на штурм пойдём.

Ко мне вернулся Лихой. Мгновенная сцепка взглядов, секундное слияние разумов, и пришли эмоции противника – жалость, рядом близкие люди, дети, семья, любимая, страх смерти, огромнейшее отчаяние и крошечная надежда на чудо. Этого достаточно, я прав, такие люди не самоубийцы, вот только им всегда нужна лазейка из, казалось бы, безвыходной ситуации.

– Тедди, переводи, что я скажу.

– Готов!

– Эй, воин! – выкрикнул я. – С тобой говорит капитан Александр Мечников, командир отряда, который захватил Гибралтар!

– И что ты хочешь, капитан?! Я сказал: свобода или смерть! Мы не сдадимся, и, когда надо будет взорвать арсенал, моя рука не дрогнет!

– А жену и детей не жалко?

Секундное молчание, и вопрос:

– Откуда ты про них знаешь?

– Считай, что я немного волшебник.

Снова молчание, и разговор продолжился:

– Своих близких всегда жаль. Однако и в плен сдаваться мы не можем…

– Так в чём проблема? Уходи. Тебя и всех твоих выживших воинов вместе с семьями выпустят.

– Не верю.

– Даю слово капитана Кубанской Конфедерации.

– Я не знаю ни про какую Конфедерацию, и для меня вы очередные бандиты.

– Кто бы говорил, у самого четыреста рабов по подвалам на цепи сидит, а туда же, в честные граждане лезешь. Моё слово нерушимо. Хочешь – поверь и спаси своих детей, а нет – подрывай всё к черту и не болтай попусту. Мы не уйдём, и это факт, а ты в арсенале долго не просидишь. Выдвигай свои предложения, и если сговоримся, то разбежимся без лишних смертей.

В этот раз вождь анархо-коммунистов думал долго, минуты три, не меньше, возможно, с кем-то советовался и вот выдал своё предложение:

– Мы забираем свой корабль и уходим. Сначала наши семьи, которые переправятся в Альхесирас, а затем мужчины. Если обманешь, точно тебе говорю, взорву арсенал.

– Давай иначе поступим. Забираете корабль и уходите всем скопом, сразу, а то кто тебя знает, семьи будут в безопасности, а ты нам прощальную каверзу устроишь.

– Нет. Настаиваю на своём предложении, а всё остальное буду рассматривать только как попытку оттянуть время.

Я оглянулся, воины готовы ворваться внутрь казематов и ждут команды начать штурм. Не хочется рисковать, но и довериться вожаку тоже сложно. Пока его сдерживает присутствие близких, а когда их не будет рядом, он своё решение может и изменить.

– Это твоё последнее слово? – окликнул я возможного камикадзе.

– Последнее.

– Ладно, принимаю твоё решение. Однако учти, у меня в море ещё рота бойцов, которые в случае подставы с твоей стороны догонят твоих близких и разделаются с ними.

– Мы поняли друг друга.

Из казематов появилось около пятидесяти женщин и детей. Их сопроводили к изрядно потрёпанному тральщику, который вместе со всей своей командой был захвачен в самом начале операции и теперь стоял у причала. Мирных жителей отпустили на волю, и их путешествие к Альхесирасу и возвращение корабля заняло два часа. Тральщик вернулся к причалу, и из арсенала появились последние защитники древней крепости – четверо рядовых бойцов, грязные и патлатые юноши лет по семнадцать, и вождь – пожилой, но всё ещё крепкий приземистый мужичок лет под пятьдесят в рваном сером пальто, очень похожем на шинель.

Они остановились передо мной, может быть, ожидали смерти. Однако я своё слово сдержал и после того, как отрядные радиоминёры проверили здание арсенала на наличие сюрпризов и отключили подрывную машинку от проводов, отпустил несостоявшихся самоубийц вслед за своими близкими. На прощание вожак, имени которого я так и не удосужился узнать, обернулся на причале. Он тяжко вздохнул, пристально, как будто запоминая, посмотрел на меня, сплюнул на потрескавшийся бетон и последним взошёл на борт своего судёнышка.

Разбитый и бесполезный для нас тральщик анархо-коммунистов покинул причал и отправился на другую сторону бухты, а мы водрузили над горой трёхцветное знамя своей страны и приступили к инвентаризации всего того, что захватили.

Что есть Гибралтар? Если объяснять коротко, то это скала, которая соединена с материком песчаным перешейком, а на ней уже всё остальное: небольшой городок, порт, аэропорт и военные сооружения англичан. При желании всю скалу можно обойти за один световой летний день. А можно поступить гораздо проще: подняться на вершину скалы и с неё всё пространство одним взглядом окинуть.

Такое вот небольшое владение, которое временно, до прибытия нового коменданта этого дальнего форпоста, стало моим. В этом случае сыграла свою роль двойственность нашего положения, и, честно говоря, меня это не сильно радовало. С одной стороны, наш отряд сам по себе, и всё, что мы захватили, только наше. С другой – все мы работали на ГБ, а командиры отряда даже имели официальные офицерские чины, на которые им шло второе жалованье и выслуга лет. Вот и спрашивается: кто мы были по сути – натуральные пираты или всё же защитники своей родины? Думать нечего, мы – воины ККФ, а раз так, то и всё, что отряд сейчас считал своим, таковым является только до тех пор, пока начальство не решит это у нас отобрать. Конечно, обидно, если у нас реквизируют уже ставшие нам родными корабли и заставят их передать кому-то другому, но, если поступит такой приказ, мы колебаться не будем, для порядка поворчим и поступим, как командование прикажет. Опять же в таком случае всегда можно смело рассчитывать на материальную компенсацию, как минимум в треть реальной стоимости трофея, а это такие деньги, что до конца своих дней можно себе ни в чём не отказывать.

Впрочем, размышления о делёжке отрядных трофеев не самые важные. Как я уже сказал, первым делом был произведён подсчёт и инвентаризация того, что мы захватили в Гибралтаре. Скала? Одна штука в наличии, простояла тысячи лет до нашего прихода, и ещё столько же простоит. Город? Разрушен практически полностью, причины обычные: ветхость и неухоженность. Аэропорт? Заросшая травкой взлётно-посадочная полоса, и всё. Электрические подстанции? Топливо есть, ремонт проведём, и приблизительно через неделю у нас будет электричество. Радиолокационная станция? Разбита, но при наличии запасных частей и хороших мастеров, соображающих в радиотехнике, вполне может быть восстановлена. Порт? Молы старенькие, причалы битые, а портовые краны сгнили. Однако на фоне всеобщей разрухи и запустения пирсы выглядели достаточно надёжно и могли быть использованы эскадрой в десять – пятнадцать вымпелов, а при ремонте и вдвое большим количеством судов. Сухие доки? На данный момент к работе они не пригодны и требуется серьёзный ремонт. Станция спутниковой связи «Интелсат»? Повреждена проживавшими здесь до нас анархо-коммунистами. Но, по словам Кума и его парней, она может быть отремонтирована. Только зачем, если спутников над Землёй не осталось? Незачем, и значит, пусть стоит себе спокойно и нас не тревожит. Радиовещательная станция? Она досталась нам в хорошем состоянии. После короткого ремонта наличными силами и средствами вступит в строй, и мы получим прямую связь с домом. Арсенал? Подземные казематы забиты артиллерийскими снарядами самых разных калибров, большинство боеприпасов пригодны к использованию, но некоторую часть необходимо как можно скорее утилизировать, а иначе и без камикадзе на воздух взлетим.