«Ну, вот и пришли!» — подумал Серафим.

Как ни странно, он ощутил облегчение: не любил неопределённости и долгих ожиданий (собственно говоря, вряд ли можно отыскать того, кто это любит — как говорится: «Хуже нет, чем ждать и догонять!»), единственно, чего Серафиму хотелось сейчас, чтобы всё закончилось как можно быстрее.

Беспокоился ли он, что его могут серьёзно покалечить? Ну нисколько! Нет, не от бесшабашной бравады: мол, всех сейчас поломаю, а потому, что в нём жила уверенность, заложенная старым Такеши, который говорил: «Запомни, Брат, Правду победить невозможно!»

Тем не менее Серафим даже не задумывался на эту тему: он просто внутренне собрался, настроился и соединил все свои силы воедино. После чего проделал несколько дыхательных упражнений, потом медленно опустился на пол на скрещённые ноги, провёл глубокую медитацию, максимально наполняя мышцы столь необходимым кислородом. Затем сосредоточился, избавляясь от всех посторонних мыслей. И сразу с удовлетворением ощутил, что его тело наполнилось нужной энергией и стало максимально послушным. Очень медленно он опустился на спину и замер, готовый к любому действию.

Однако когда дверь распахнулась, Серафим даже не пошевелился, сделав вид, что глубоко спит. Несмотря на закрытые глаза, внутренним зрением Серафим ощутил, что в камеру вошли трое мужчин.

Чуть приоткрыв ресницы, Серафим увидел троих моложавых, судя по подтянутым спортивным фигурам, парней, одетых в камуфляжную форму. Каждый из них держал в руках резиновую дубинку, довольно остроумно прозванную в народе демократизатором.

Лица троих вошедших были полностью скрыты за чёрными масками и визуально разобраться, что каждый из них себя представляет, не было возможности: этакие единообразные безликие части машины усмирения. Случись что, и никой из этих частичек невозможно будет предъявить адресную претензию.

Почему-то Серафиму пришла в голову мысль, что вполне вероятно, именно поэтому палачи выполняют свою страшную работу в масках.

А ещё подумалось, что маски люди используют кроме лото и на карнавалах, и во время преступных действий, то есть в то время, когда можно творить всё, что угодно, не боясь быть опознанным.

* * *

Дотошный Читатель может спросить, а карнавал-то здесь причём? Это же вполне безобидное действо, и будет не прав. В истории известно немало случаев, когда именно на карнавалах, этих, казалось бы, безобидных народных гуляниях, совершались разнообразные преступления: вплоть до физического устранения соперников, причём как на любовном фронте, так и на политическом.

Маска — это своеобразная психологическая защита не только перед обществом и правосудием, но и, как ни покажется странным, перед самим собой, перед собственной совестью. Это, мол, не я совершил, а некий субъект в маске.

* * *

Взглянув на вошедших, Серафим сразу же вспомнил один разговор, который произошёл между двумя зэками. В тот день Серафима привезли в тюрьму и вели по коридору в составе вновь прибывших подследственных. Мимо них прошли пару таких парней в камуфляже и странных масках.

Кто-то из вновь прибывших с язвительной усмешкой спросил:

— Что это за клоуны?

Один из бывалых пожилых зэков, сильно прихрамывающий на правую ногу, резко повернулся к нему, зло посмотрел и очень тихо проговорил:

— Не советовал бы тебе, шутник, попасть под демократизаторы этих «клоунов», — и тут же пояснил: — Это «весёлые ребята»: специально натасканная зондер-команда для усмирения всякого рода борзых, братишек наших за колючкой.

— А чего это ты, старый, зашептал вдруг: испугался, что ли? — решил подначить его «шутник».

— Хотелось бы мне взглянуть на тебя, когда эти костоломы молча, что твои роботы, дубасят тебя дубинками куда не попадя! — зло огрызнулся пожилой.

— Видать, досталось тебе от них… — заметил кто-то.

— Мне ещё повезло: только ногу в трех местах сломали, а мой кореш так и не вернулся с больничной койки… — и с тяжёлым вздохом добавил: — Все внутренности отбили: селезёнку, почки, лёгкие… Дня два только и прожил…

— И что им за это было?

— Кому?

— Так этим, убийцам, как ты говоришь, «весёлым ребятам»: за такое же судить надо! — с удивлением пояснил «шутник».

— Ты что, с дуба упал аль о крылечко ударился, что ли? — усмехнулся бывалый. — Судить… — передразнил он. — Медаль или поощрение они получили, вот что!

— Как это? — удивился тот. — За убийство, хотя и зэка, награждение? Шутишь, что ли?

— Какие тут могут быть шутки! — недовольно буркнул тот. — Мы кто для них? Да никто! Ан-ти-со-ци-аль-ный э-ле-мент! — по складам произнёс бывалый. — Загнулся кто-то во время столкновения с ментами, так они сразу отпишутся, мол, усмиряли нарушителей правопорядка… Мол, оказал сопротивление, вот и пришлось применить силу…

— Так свидетели…

Запомни, земеля, свидетелей за колючкой не бывает: только очевидцы, — назидательно поправил бывалый. — А если и появится такой очевидец, то догадайся с двух раз, кому поверят следаки: зэку какому-то или менту своему, как ты думаешь? — и, не дождавшись ответа, кивнул головой: — Вот и я говорю… Так что с «весёлыми ребятами» никому не советую связываться: хорошо, если только подорванным здоровьем отделаешься, а то можешь и на тот свет попасть, как говорится, безо всякой пересадки…

В тот момент Серафим удивился тому, что для столь страшной команды взяли название любимой в народе кинокомедии Григория Александрова. Вряд ли классик советского кинематографа был бы в восторге от навязанной его персонажам аналогии…

Как уже было сказано ранее, на головах вошедших в камеру «весёлых ребят» были напялены чёрные маски: в руках каждого — резиновая дубинка.

«Демократизатор, так, кажется, прозвали это оружие?» — подумал про себя Серафим.

Люди в масках с неподдельным удивлением молча осмотрели лежащего перед ними незнакомца. Недоуменно переглянулись между собой: они явно не ожидали увидеть то, с чем столкнулись. Потом снова, словно по команде, повернулись и уставились на того, ради которого и заявились в камеру.

Серафим был готов к тому, чтобы жёстко «поработать» с вошедшими, тем более, что они пришли к нему с определённой целью, которую вряд ли можно было назвать дружеской.

Интересно, какой приказ они получили от старшего Кума? Проучить? Покалечить? Убить?

Действительно, вошедшие были заметно настроены решительно и настолько уверены в своих силах, что, с удивлением визуально ознакомившись со среднестатистическим пареньком, один из них, то ли старший, то ли тот, кто привык командовать, тут же тихо приказал дежурному вертухаю:

— Слушай, Щекотилин, оставь-ка ты нас в камере, закрой за нами дверь и не вмешивайся ни во что!

Голос старшого, с одной стороны, был спокойным и уверенным, а с другой — каким-то усталым. Создавалось впечатление, что этому парню все порядком обрыдло до тошноты: вроде бы, и делать ничего не хочется, а делать нужно.