— …разумеется, я с глубоким уважением отношусь ко всем формам республиканского правления, — мягким, хорошо поставленным голосом рассуждал консул. — В истории России есть периоды республики. И это не только печально известная Советская Республика. Есть куда более положительные примеры — традиционные формы именно русской республики, прежде всего новгородская…

Майкла терзала головная боль. Он хотел похмелиться, но понимал, что, пока не будут исполнены все приличествующие случаю церемониальные «танцы», об этом и мечтать нечего.

— …первое время вам, уроженцу современной демократической республики, будет трудно принять наши традиции, нашу этику, насквозь пронизанную идеалами служения царю и Отечеству. Возможно, хотя я не хотел бы думать так плохо, вам кое-что покажется смешным или нелепым. Я бы хотел предостеречь вас от излияния… ненужных эмоций. Для нас монархия — самая естественная форма государственности…

Майкл сомневался. Однако полагал, что монархия в качестве истинно русской виньетки на здании государственной машины — это по меньшей мере занятно. Внутри наверняка обнаружатся вполне демократические институты. Иначе и быть не может — ни одному нормальному человеку не захочется быть рабом, пусть даже и собственной идеи. Время показало, насколько жестоко он ошибался.

— …вы привыкли считать, что подлинная свобода гражданина достижима исключительно в демократическом обществе. — Консул позволил себе едва заметную улыбку. — Там, где каждый имеет право избирать и быть избранным, где каждый имеет право на свободу высказываний… Конечно, если подходить к вопросу форл ально, то у подданных любой монархии по букве закона свобод и прав меньше. Как бы вы ни хотели, вас не изберут царем. Вам не дозволено, с вашим нынешним статусом, занимать некоторые государственные должности. Но это, разумеется, только формальности… Консул ловко переставил ближе к Майклу графин с водой. А секундой позже на поднос к стаканчику легла таблетка в бумажной упаковке.

— Питие на Руси требует особой культуры, — заметил консул отеческим тоном. — А без культуры оно превращается в пьянство. Позвольте посоветовать вам воздерживаться от чрезмерного употребления горячительного, покуда не научитесь пить правильно. Не умеющего пить у нас не уважают.

— Спасибо, — пробормотал Майкл. — Учту. Да не, это я распустился в мотеле от скуки, я себя в руках-то держу хорошо… — замолчал, уловив в собственных словах знакомые нотки оправданий и уверений законченного алкоголика.

Консул улыбался.

— Не волнуйтесь. Вам еще предстоит многое узнать. Например, что подданные империи в сущности заметно свободнее граждан демократических республик. Да-да, не удивляйтесь. Я говорю, разумеется, о фактической, а не о формальной стороне вопроса. В сущности, когда каждый гражданин равен другому, он ежесекундно вынужден уступать соседу, такому же равному. В Империи права каждого четко обозначены, и никто не может выйти за рамки своего текущего положения иначе, чем с воли царя — который есть, в свою очередь, подданный Бога и Отечества. Царь есть лицо Империи, ее непременная и непреложная принадлежность, в некотором смысле собственность всех подданных. Каждый подданный свободен потому, что он неотъемлемая часть самой свободной и самой гордой из всех стран. Вы ведь не станете отрицать, что свобода каждого человека определяется силой, которой он может поддержать свои права? И персональная свобода демократа, ограниченная его личными, человеческими возможностями, не идет ни в какое сравнение со свободой и мощью страны. Здесь не каждый сам по себе, здесь все — часть единого организма. На управление впрямую не может воздействовать ни отдельно взятый гражданин, ни подданный — тут империя равна республике. Но у подданного есть уверенность, что за ним стоит не некая разнородная толпа, где у каждого свое мнение, а единомышленники. Это свобода уже не личности, а крепкого объединения личностей, составляющих гиперличность Империи. Собрание частных сил в республике не может сравниться с эгрегором полей имперских подданных.:.

Майкл почувствовал, что его грузят. Таблетка оказалась действенной, головная боль отпускала.

— …у монархии есть и еще один несомненный плюс. Вы, как менеджер высшего звена по базовому образованию, сможете оценить по достоинству эту характеристику. Видите ли, выборная власть — это воистину дьявольское изобретение, погубившее многие великие государства. Демократические институты, позволяющие избирать правителей, не защищают от роковых ошибок. Избиратели ищут в вожди хорошего человека, который понимал бы их чаяния. Но что, если они ошиблись и избрали ловкого лицемера? Или не ошиблись, но сам вождь имеет смутные представления об управлении? Нет, так нельзя. И эту ошибку мы исправили. Наша система наследственных институтов, дворянства и ранговой лестницы позволяет не избирать, но воспитывать своих чиновников. В Российской империи у власти стоят прежде всего специалисты высочайшего класса, посвятившие всю жизнь науке управления. Многие учатся с младенческих лет, и это прежде всего наши богоданные государи…

Майкл понимал. Править должны те, кто умеет это делать. Никто не пойдет лечить болезни к симпатичному человеку, который ни хрена не смыслит в медицине. Никто не простит повару отравы только потому, что тот — добрый приятель. И никто не доверит руководство компанией типу, который поулыбался и сказал, что всем сочувствует. Диплом покажите-с, а потом будем говорить. А лучше — диплом покажите и извольте на аттестацию проследовать. Выдержите экзамен — будем думать. Провалитесь — ищите себе другую вакансию. Через две недели ему вручили первый официальный документ — справку о предоставлении прав подданного, основание для выдачи паспорта. В справке значилось его английское имя, написанное русскими буквами, возраст, профессия и семейный статус.

На следующий день он собрал вещи и перебрался в «образовательный лагерь». Его держали в обособленном секторе, занятия проходили по восемь часов в день. Учили всему, что обязан знать подданный Российской империи. И самое главное — тому, что никто и никогда не должен услышать от него правды о мире, оставшемся снаружи. Потому, что рядовые подданные Империи понятия не имели о существовании Больших Штатов.

Русские думали, что произошла катастрофа и теперь они одни во Вселенной. Они не ведали даже, что находятся уже не в прежней Вселенной, а в соседней.

А те, кого монаршей волей допустили к истине, костьми ложились, лишь бы правда не выплыла наружу.

Зачем и кому это нужно, Майкл представлял плохо.

Даже Силверхенд, изволивший прилететь, когда Майкл уже был три недели как подданный, особой ясности не внес.

— Так для всех лучше, — сказал пират. — Действительно лучше. Слишком много дерьма всплывет, если разложить по полочкам все, как было. Не лезь на рожон.

Силверхенд не отговаривал Майкла, не предупреждал, что будет трудно. Хотя Майкл мог бы остаться в его команде и с паспортом российского подданного. У пирата такой документ был. Но Силверхенд не заикнулся о том, чтобы вернуть Майкла в Космос. Вместо этого он привез в лагерь его мать.