Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Себастьян ухмыляется.
— Действуйте тихо, близко и лично, убивайте как можно больше и не попадайте под пулеметы. Да, думаю, мы поняли.
Ксандер убирает пистолет в кобуру и хватает одну из выдвижных лестниц. Она компактная, всего один фут в высоту в закрытом состоянии, но поднимается на двадцать футов. Он засовывает ее под мышку. — Не понимаю, как люди не помнят, что лестницы, черт возьми, существуют. Мы с Себастьяном пойдем по левой. Вы двое — направо.
— Подождите. — Матиас вручает каждому из нас по микрофону, чтобы мы вставили их в уши. — Держите линию свободной, если вам не нужна помощь.
— Да, сэр, — громко говорит Себастьян в свой микрофон.
Мы все вздрагиваем, обратная связь визжит.
Себастьян хватается за лестницу. — Что? Я просто проверял ее.
Я смотрю на своих братьев, которые во всеоружии и готовы идти наперекор самым худшим шансам, какие только возможны. — Не умирайте, черт возьми.
— О, он нас любит, — говорит Себастьян, прислоняясь к Ксандеру, который улыбается, отталкивая его. — Пойдем, мать твою, убьем этих ублюдков и вернем нашу сестру.
Матиас первым устанавливает лестницу и хватает меня за плечо.
— Я знаю, что ты хочешь добраться до своей девчонки, но сначала нам нужно выровнять положение. Если ты пойдешь туда сейчас, у тебя в заднице окажутся сорок человек с автоматами.
— Я бы все равно тебя не бросил. И никогда не брошу.
Я вырываюсь из его хватки и спускаюсь еще на двадцать футов, прежде чем встать на ноги. Стены из шлакоблоков, сложенные в пятнадцать футов высотой, служат идеальным укрытием. Тишина стоит оглушительная, когда я взбираюсь на вершину и осматриваю окрестности. Медленная улыбка растягивает мои губы, когда прямо подо мной проходит патруль. Я буду наслаждаться этим.
Нож уже в моей руке, когда я падаю за ним, и сила падения пронзает мои кости. Прежде чем он успевает повернуться, я перерезаю ему горло, и теплая жидкость мгновенно покрывает мою руку. Мужчина оглядывается на меня, ярость сменяется страхом, когда он захлебывается собственной кровью.
Я притягиваю его к себе и шепчу ему на ухо. — Ты выбрал не ту семью, чтобы с ней возиться.
Стена отбрасывает тень, идеально скрывающую его тело. Справа раздаются шаги, и я прячусь за ящиком как раз вовремя, чтобы появился еще один патруль. Тусклый свет выхватывает рельефный шрам на его лице. Это не первый его бой, но это неважно, потому что он все равно падет.
Я тянусь вниз, хватаю с поддона сломанный кусок дерева и бросаю его в сторону, привлекая его внимание. Когда он понимает, что происходит, уже слишком поздно. Я хватаю его за плечо и вонзаю нож ему в горло, перерезая крупные артерии. Он хватает меня за бедра и рвет кобуру своими почти мертвыми пальцами. Я не успеваю забрать у него нож, как к нам приближаются еще трое мужчин. Я обхожу ящики, подбираюсь к ним сзади и расправляюсь с ними по очереди.
Сердце колотится в груди, когда я смотрю на кровь, окрасившую мои руки и рукава. Я привел своих братьев в чертову кровавую баню. Даже если мы выберемся отсюда, с какими повреждениями они останутся?
— Четыре ублюдка.
Голос Себастьяна трещит в микрофоне.
Ксандер смеется. — И это все? У меня семь. Эти ублюдки повсюду. Легко подобрать.
Секундой позже. — Восемь и девять. Ты чертовски медленный.
— Заткнись, блять, — говорит Маттиас, а потом добавляет: — Пятнадцать.
На моих губах закручивается ухмылка. Они будут в порядке. Извращенно, но хорошо. Я прокладываю путь через патрули, пока мои братья обгоняют друг друга в количестве убийств. Мы рубимся почти слишком легко.
Пять выстрелов подряд раздаются с того места, где находятся Себастьян и Ксандер, и я уже бегу к ним, не успев ничего понять.
— Себастьян. Себастьян!
Голос Ксандера звучит отчаянно, и я бегу быстрее, даже не пытаясь спрятаться. Мы убили по меньшей мере сорок из пятидесяти человек, значительно поредев.
— Ответь мне, мать твою!
Голос Ксандера дрожит. Мы все близки, но у них двоих есть что-то особенное.
— Придержи своих гребаных лошадей, чувак. Я должен был закончить его убийство. Этот ублюдок прострелил мне руку.
Облегчение проникает в меня, и я прислоняюсь к ящикам, пытаясь восстановить подобие контроля. — Ксандер, иди к Себастьяну.
— Уже иду.
— О, ты беспокоился обо мне?
— Оружие наизготовку, мальчики. Прятки окончены, — обрывает их Маттиас, и в этот момент по связи раздаются выстрелы.
Я тянусь за пистолетом и вспоминаю, что лицо со шрамом оторвало их как раз в тот момент, когда большие прожекторы осветили все вокруг. Черт. Я сдвигаюсь за ящик, прячась от стрелков.
Они открывают огонь по Ксандеру и Себастьяну, которых я теперь хорошо вижу. Они прячутся за погрузчиком, который теперь весь в дырах.
Вторая пушка перемещается в центр, прямо на Матиаса. — Черт, меня прижали.
Между мной и зданием — десятифутовая зона поражения. Я хватаю мертвого патрульного за ногу и тяну его к себе, вырывая пистолет из его сжатого кулака. — Я пересекаю ее. Не умирай, мать твою.
— Я прикрою тебя. На счет три.
С каждым счетом моя кровь стучит все сильнее. Я иду, Мисти.
Матиас открывает огонь, и я мчусь к стене, дерево режет мою кожу, а ящики распадаются на части под пулеметным огнем вокруг меня. Пуля пронзает мне руку, прежде чем я успеваю прижаться спиной к безопасной стене.
— Везучий ублюдок, — говорит Себастьян, его голос звучит более напряженно, чем я хотел бы услышать. Мне нужно поторопиться, черт возьми. Все трое прижаты, и людям не понадобится много времени, чтобы обойти их.
Я смотрю на Маттиаса, который снимает винтовку с мертвого охранника. Выглядя спокойным, как всегда, он обращается ко мне и жестом головы показывает на Ксандера и Себастьяна. — Просто забери свою чертову девчонку. Они у меня.
Стальная дверь склада распахивается при моем приближении, и из нее выбегают трое мужчин. Их тела рушатся друг на друга, пока я отстреливаюсь. Последний из них любезно подпирает дверь ногой, и я перелезаю через него в открытое пространство.
— Наконец-то ты добрался. Долго же ты добирался. Я уже начал думать, что привел слишком много людей, — говорит Энтони, стоя на другом конце склада, а Мисти стоит на коленях у его ног.
Ее руки в чертовом беспорядке, а на щеке — черный синяк. Энтони наступает на цепь, и Мисти дергается от этого движения. Ярость жжет мне грудь при виде того, как она привязана к стене гребаным металлическим ошейником, словно собака. Он