Тест № 8714, рак кишечника. Результат отрицательный, ускорение роста метастазов. Хемотерапия невозможна. До следующего теста больная может не дожить.

Васильков уволился через неделю и даже, как говорили, не пришел забирать положенные выплаты. Потом его видели в группе протестантов, избивших двух работников второй операционной.

По предложению Камова в каждой лаборатории вывесили небольшое цифровое табло. Без надписей, без украшений, просто цифры, неумолимо меняющиеся с частотой сердечного ритма. Конечно, никакой мистики в этом не было – компьютер знал, что примерно каждые сорок секунд на Земле от рака умирает человек и просто прибавлял единицу к числу на табло.

Табло завешивали, загораживали шкафами, даже несколько раз срывали со стены, но на следующий день оно появлялось снова.

Через неделю трех аналитиков пришлось отправить на психическое рекондиционирование – у них случился нервный срыв.

К декабрю проект перешагнул десятитысячный эксперимент.

Тест № 10009, острый лейкоз. Результат отрицательный, взрывной рост, эвтаназия.

Среди ночи Камова разбудил звонок.

Он ждал его со страхом каждую бессонную духоту, когда приезжал ночевать домой, хотя выспаться всё равно не получалось. Каждую минуту, оказавшись вне стен Центра, он ждал вот этого телефонного сигнала. И не важно, что в нем – закрытие Проекта, арест, пожар, бомба… Уже неважно.

Вячеслав не верил в хорошие новости.

– Доктор Камов? – сухо спросил кто-то официальный и властный. – Срочно приезжайте в Центр. У входа вас встретят.

– А в чем дело?

– Приезжайте. Ваш начальник мертв. По предварительной версии – покончил с собой

Когда взломали дверь, всё уже было кончено. Рудников полусидел в кресле, голова – или, вернее, то, что от нее осталось – бессильно склонилась набок. Стена за спиной самоубийцы казалось черной от запекшейся кровавой кляксы.

Компьютер на столе мерцал звездным небом скринсейвера, заливая полутемную комнату холодным морговским светом. Позже, когда медэксперты констатировали то, что было понятно и так, когда увезли тело и попрощался до утра сухощавый следователь, Камов догадался проверить рабочий ноут Кирилла.

Видимо, Рудников успел написать несколько писем: почтовая программа оказалась открытой. Но прочесть их или хотя бы выяснить адреса получателей Камов не смог – отослав почту, Рудников аккуратно стер всю переписку.

В журнале наблюдений прибавилась всего одна запись:

14 мая. 16:42. Тест № 13546, аденокарцинома легкого. Результат положительный, проверка подтверждает. Повторная проверка подтверждает.

Всё. Теперь можно. Прости, Эля.

Действительно всё, понял Камов. Решение получено, найдена наконец единственно верная схема перестройки клеток. И теперь Кирилл Рудников мог ни за что больше не отвечать. Или – если быть точным – мог больше не держать ответственность в себе, не сжимать волю в кулак, надеясь довести до конца начатое дело.

Глобальной задачи, ради которой можно принести в жертву всё… больше не было. А вина осталась. Чудовищная вина за тринадцать тысяч уничтоженных надежд. Ее вешали на Рудникова со всех сторон, и в конце концов он поверил в нее сам.

Выстрел прозвучал примерно в 17.00.

Самый пожилой из экспертов, мусоля в руках безникотиновую сигарету, мрачно, в паузах между жадными затяжками, рассказал Камову, что несколько минут Рудников был еще жив. Целил точно в правый глаз, но немного промахнулся. Перед смертью ему было очень больно.

Только теперь Камов понял почему.

– Нет, – едва слышно пробормотал он. – Кирилл не промахнулся. Он так себя наказал.

Спустя три года профессор Рудников станет нобелевским лауреатом по медицине и физиологии человека.

Посмертно.

За всю историю Королевского Нобелевского комитета никогда еще премия не присуждалась через столько времени после смерти ученого. И никогда раньше на нее не номинировали посмертно. В статуте, воплотившем пожелания самого Нобеля, сказано, что «посмертное награждение возможно лишь в том случае, если кандидатура впервые выдвигалась еще до смерти лауреата». Но в этот раз комитет согласился нарушить овеянную веками традицию.

В погоне за сенсацией журналисты раскопают уйму подробностей. В том числе и то, что несмотря на массу громких имен среди конкурентов, нобелевские академики выбрали Рудникова единогласно.

Еще через два года антираковый имплантат официально назовут «чипом Рудникова», а новейший исследовательский комплекс по наномедицине в Цюрихе тоже получит его имя.

Но Кириллу Рудникову будет уже всё равно.

«…Государственная программа Объединенной Республики «Перерождение» призвана возвратить долг общества гражданину Республики, посвятившему себя общественному служению.

Перерождение может быть определено только выдающимся гражданам Объединенной Республики за особые заслуги перед народом и государством.

Перерождение назначается абсолютным большинством при всеобщем голосовании граждан Республики, имеющих право голоса.

Голосование проводится отдельно по каждому претенденту.

Претендент, получивший право на Перерождение, имеет право публично отказаться от него.

Претендент, принявший дар граждан Республики, по достижении возраста абсолютной нетрудоспособности будет перерожден в собственном теле с устранением всех существовавших увечий и недостатков. Стартовый возраст Перерождения выбирается самим претендентом, но не может быть меньше «порога совершеннолетия» – 21 года.

Перерожденному определяется место для уединенного поселения в любой из охраняемых зон, по его выбору.

На протяжении всего срока существования Перерожденный получает право пользования без материального возмещения всеми благами, товарами и услугами, доступными гражданину Объединенной Республики.

Да свершится Перерождение!

Да умножатся добродетели Перерожденных и исчезнут их пороки!»

Когда институт евгеники Болларда впервые объявил о достижении физического бессмертия, Конрад Лин мало интересовался новостями науки. Да и до того ли было двадцатидвухлетнему стажеру! Свежеиспеченный бакалавр юриспруденции только-только получил приглашение из секретариата местного оппозиционного политика и свой шанс упускать не собирался.

Через четыре года Конрад впервые пробовал баллотироваться сам. Независимым кандидатом. Пока СМИ вовсю смаковали подробности успешных экспериментов с наложением ментальной матрицы, Лин, имея за плечами не одну выигранную кампанию, легко прошел в городской совет.

Первый шаг был сделан.

Лезть дальше без поддержки не было смысла, и Конрад почти незаметно для остального мира вступил в Народно-консервативную партию. Говорят, лорд Габорио, почетный секретарь и лидер НКП был против, но его уговорили. Партии нужна была свежая кровь, а молодой, беспринципный, но все-таки готовый к компромиссам «волк» Лин, казался идеальным кандидатом.