и произвел два выстрела. После этого повернулся и пошел к выходу, но был задержан.

Револьвер мною приобретен в бытность мою за границей, в Берлине, в магазине на Leipziger Strasse в 1908 г., вместе с револьвером мною были куплены патроны в количестве 50–60 штук. Стрелять мне приходилось мало, в общем стрелял я раз 30, иногда в цель, иногда на воздух.

Все рассказанное мною Кулябко было вымышлено. Никто у меня не останавливался. В первое свидание я рассказал в самом неопределенном виде, что ко мне на дачу, где я жил в течение 2-х недель, приезжал молодой человек по кличке «Николай Яковлевич», с которым я будто бы познакомился в С.-П[етер]б[урге]. Человек этот расспрашивал меня об условиях, в которых будут протекать киевские торжества, и, видимо, интересовался условиями, при которых мог бы иметь место террористический акт. Кулябко спросил у меня приметы этого человека, а также просил сообщить, если будет что-нибудь новое. Между прочим, он указал на пачку билетов, которые лежали у него на столе, и спросил: «А билет на торжества у Вас есть?» Я ответил, что билет мне не надобен, ибо я боюсь афишироваться. При этом разговоре присутствовал Спиридович и Веригин.

Только при следующем разговоре по телефону я попросил билет в Купеческое. Билет мне был дан. После Купеческого я вечером, часов в 11, зашел в охранное отделение; Кулябко уже спал, я написал ему сообщение, что «Николай Яковлевич» приехал ко мне, ночует у меня и завтра намерен встретиться с неизвестной девицей «Ниной Александровной», у которой есть бомба. Все это опять-таки было ложно. Кулябко поставил к моему дому наблюдение для того, чтобы заметить выход «Николая Яковлевича]» и встречу его с «Ниной Александровной». Во время свидания в Европейской гостинице я напирал на необходимость выделить меня из компании бомбистов и с этой целью просил создать предлог в виде ухода моего в театр. В то же время посещение мною театра давало бы возможность предупредить покушение тем, что я не дал бы нужного заговорщикам сигнала.

Ни к какой партии я не принадлежу. Имел года три тому назад связи с анархистами, но связи эти безвозвратно порвал. С тех пор я занимался исключительно своим образованием. В январе 1910 г. кончил Киевский университет и в апреле того же года уехал в С.-П[етер]б[ург], где пробыл до ноября 1910 г. Из С.-П[етер]б[урга] я уехал по болезни и в течение 2-х месяцев, январь и февраль 1911 г., пробыл в Ницце, откуда вернулся в Киев. В С.-П[етер]б[урге] я жил по Лиговской ул. в д. № 69, кв. 19 у двоюродного брата Льва Богрова 6), занимался отчасти адвокатурой, отчасти состоял помощником секретаря в Комитете по борьбе с фальсификацией пищевых продуктов при Министерстве торговли и промышленности, где получал 50 руб. в месяц жалованья, судебная практика в мировых учреждениях давала мне 25–30 руб. в месяц и от 75-100 руб. ежемесячно высылал мне отец.

С анархистами я познакомился в 1907 г. в Киеве в университете через студента Татиева под кличкой «Ираклий». В состав группы входили Иуда Гросман 7), Леонид Таратута 8), Петр 9), Кирилл Гродецкий 10) и несколько рабочих-булочников. Состав группы многократно менялся в течение 1908 г., туда вошел целый ряд новых лиц: Сандомирский Герман 11), Филипп 12), Тыш 13), Дубинский 14). Никаких преступных деяний я за все время принадлежности к анархистам не совершал. Примкнул к анархистам и искал связей с ними сначала из-за желания подробнее познакомиться с их учением, а затем, но очень короткое время, был заражен царившим там боевым духом. Я принимал участие в целом ряде собраний, происходивших на квартирах у членов их, и высказывал мнение свое по разным вопросам. Домов, где были собрания, не помню. В организации с 1908 года не входил, ни в С.-П[е-тер]б[урге], ни за границей. С присяжным поверенным С. Г. Крупновым, помощником которого я состою с марта 1910 г., я раньше знаком не был. Просил же его принять меня в помощники, потому что рассчитывал у него на работу по уголовным делам. Узнал я про то, что в С.-П[етер]б[урге], в Комитете борьбы с фальсификацией имеется вакансия на место помощника секретаря, через родственника своего доктора Семена Леонидовича Рашковича, причем на место был утвержден президиумом Комитета.

С ноября 1905 г. я проживал в Мюнхене и до конца 1906 г. состоял одновременно студентом Мюнхенского и Киевского университетов, причем приезжал в Киев для того, чтобы сдавать экзамены.

Покушение на жизнь Столыпина произведено мною потому, что я считаю его главным виновником наступившей в России реакции, то есть отступления от установившегося в 1905 году порядка: роспуск Государственной] думы, изменение избирательного закона, притеснение печати, инородцев, игнорирование мнений Государственной] думы и вообще целый ряд мер, подрывающих интересы народа. С середины 1907 г. я стал давать сведения охранному отделению относительно группы анархистов, с которой имел связи. В охранном отделении состоял до октября 1910 г., но последние месяцы никаких сведений не давал. В сентябре 1908 г. я предупредил охр[анное] отделение] о готовящейся попытке освободить заключенных в тюрьму Тыша и «Филиппа». Необходимо было немедленно принять меры, и я предложил Кулябко арестовать и меня. Я был арестован и содержался в Старокиевском участке 2 недели. В охранном отделении я шел под фамилией «Аленский» и сообщал сведения о всех вышеприведенных лицах, о сходках, о проектах экспроприаций и террористических актов, которые и расстраивались Кулябко. Получая 100–150 руб. в месяц, а иногда единовременно по 50–60 руб., тратил их на жизнь. В 1910 г., в июле или августе, я встретился со Столыпиным при осмотре им с. — п[етер]б[ургского] водопровода. Расстояние между нами было шагов 10–12, но по указанию начальника водопровода я удалился. Был ли у меня при себе револьвер тогда, я не помню, но мысли совершить покушение не было. Никакого определенного плана у меня выработано не было, я только решил использовать всякий случай, который может меня привести на близкое от министра расстояние, именно сегодня, ибо это был последний момент, в который я мог рассчитывать на содействие Кулябко, так как мой обман немедленно должен был обнаружиться.

Настоящее показание написано мною собственноручно.

Дмитрий Богров.

Подполковник Иванов.

При допросе присутствовал товарищ прокурора судебной палаты Царюк.

Предъявленный мне револьвер принадлежит мне (системы браунинг № 239630), он был заряжен восьмью патронами, из коих один был в дуле, а семь в обойме.

Д. Богров.

При допросе присутствовали: товарищ прокурора судебной палаты Царюк и прокурор суда Бран-дорф)

Подлинный подписал подполковник Иванов.

С подлинным верно: Шредель.

РГВИА. Ф. 1769. On. 13.