На этот раз мольбам провинившегося графа частично вняли — его дочери с недавно родившимся внуком разрешили приехать в Нарву. После неоднократных просьб исхлопотать помилование Апраксину было разрешено в августе 1758 года выехать из Нарвы, но не в Петербург, а в недалеко расположенное от столицы местечко Три Руки, где он скончался, находясь под следствием.

На этот раз добрая и снисходительная Елизавета Петровна предстала противоположной чертой своей натуры, тоже ей свойственной, — неумолимой жестокостью, мстительностью за ожидание ее скорой кончины, с чем связывала и медлительность в действиях Апраксина, и его отступление.

После опалы Апраксина немилость подстерегала и Бестужева. Тучи над головой канцлера сгущались не только потому, что Апраксин был его креатурой, но и из-за подозрений в его связях с малым двором, особенно с великой княгиней Екатериной Алексеевной. Не случайно в Нарву приезжал руководитель Тайной канцелярии А. И. Шувалов и опечатал все бумаги Апраксина, предварительно изучив их на предмет разыскания компрометирующего материала о его и Бестужева контактах с великой княгиней. Улик против Бестужева А. И. Шувалов не обнаружил и ни с чем отбыл в Петербург. Недруги канцлера убедили Елизавету, что доказательства против канцлера можно добыть, только арестовав его, тогда следствию станут доступны его бумаги, среди которых наверняка можно обнаружить компрометирующие его документы.

14 февраля 1758 года Бестужева взяли под домашний арест. Процедуру ареста, надо полагать, спланировала Тайная канцелярия, отличавшаяся коварством и стремлением обескуражить арестованного. В день ареста Елизавета Петровна явилась на заседание Конференции. Бестужев по неизвестным причинам отсутствовал. Послали курьера с повелением явиться на заседание, но тот отказался, ссылаясь на недомогание. По приказанию императрицы к канцлеру отправили нового курьера с категорическим повелением прибыть на заседание. Канцлер повиновался, но как только карета появилась у здания Конференции, ее окружили гвардейцы, и Бестужеву был сказан домашний арест. Подъезжая к дому, он обнаружил множество солдат, стороживших все входы и выходы. Кабинет Бестужева оказался опечатанным.

Однако добыть улики против Бестужева оказалось не так просто, как полагали его противники, — он, предчувствуя свое падение, сжег все документы, компрометирующие не только его, но и великую княгиню, в частности проект о престолонаследии, согласно которому престол должен был занять не Петр Федорович, а его сын, родившийся в 1754 году, причем регентом должна стать Екатерина Алексеевна. Более того, Бестужев, находясь под домашним арестом, дал знать об уничтожении документов великой княгине, и та почувствовала себя в безопасности.

Следственная комиссия по делу Бестужева в составе его злейшего врага князя Н. Ю. Трубецкого, генерал-адмирала А. Б. Бутурлина и графа А. И. Шувалова при секретаре Д. В. Волкове первый допрос произвела почти две недели спустя после ареста — 26 февраля. Это тоже был прием опытного экзекутора А. И. Шувалова, воздействовавшего на психику обвиняемого томительным ожиданием, какие обвинения ему будут предъявлены и какой каре его подвергнут. К сожалению, следственное дело полностью не сохранилось. Изучавший его С. М. Соловьев высказал догадку, вполне вероятную, что Екатерина II Бестужева помиловала, следственное дело находилось в его руках, и он выдрал из него листы с вопросами комиссии и его ответами. Из сохранившихся документов явствует, что императрица, живо интересовавшаяся ходом следствия, была неудовлетворенна ответами канцлера, о чем его известили: «Ее императорское величество твоими, накануне учиненными ответами так недовольна, что повелевает еще, да и в последнее, спросить с таким точным объявлением, что ежели малейшая скрытность и непрямое совести и долга очищение окажется, то тотчас повелит в крепость взять и поступать как с крайним злодеем». Это была угроза оказаться подвергнутым пытке.

Следователей прежде всего интересовал вопрос о сношениях бывшего канцлера с великой княгиней Екатериной Алексеевной и с Апраксиным, его спрашивали, «для чего он искал милости у великой княгини». Бестужев знал, что следователи не располагали прямыми против него уликами, и поэтому решительно отклонял все выдвинутые против него обвинения, что дало основание комиссии высказать императрице суждение, что бывший канцлер во всем запирается, клянется, что показывает истину, и поэтому продолжение следствия бесполезно.

Единственная улика, добытая следственной комиссией, относилась не к Бестужеву, а к великой княгине — в распоряжении комиссии оказались три ее письма к Апраксину безобидного содержания, но давшие основание для слухов в столице, что Апраксин предпринял отступление по ее требованию.

В ответ Екатерина Алексеевна пошла на решительный, но не рискованный шаг, поскольку хорошо изучила характер императрицы и поэтому была уверена в успехе: она отправила Елизавете Петровне письмо с просьбой отпустить ее на родину, потому что она пребывает у нее в немилости, а супруг ее ненавидит.

Великая княгиня, будучи женщиной умной и расчетливой, предвидела ход событий, была уверена в желании императрицы встретиться с ней, обдумала до мельчайших деталей свое поведение и ответы на вопросы, которые, возможно, последуют от собеседницы. Она была убеждена, что Елизавета никогда не удовлетворит ее просьбу, ибо отъезд супруги наследника на родину вызовет самые неблагоприятные отзывы в западноевропейских столицах, что уронит престиж самолюбивой императрицы. К тому же у великой княгини был запасной выход из возможного затруднения — она воспользуется советом фаворита императрицы, что все уладится, если она проявит покорность.

События развивались по сценарию, предусмотренному великой княгиней: получив письмо, Елизавета тут же пригласила Екатерину и ее супруга на беседу. Четвертым ее участником был И. И. Шувалов.

Беседа состоялась в три часа ночи. Войдя в покои императрицы, Екатерина пала на колени и со слезами на глазах просила отпустить ее к матери. Елизавета пыталась ее поднять, но она упорно стояла на коленях и повторяла свою просьбу.

Худ. Антропов Алексей Петрович Портрет Великой княгини Екатерины Алексеевны

Холст, масло. Саратовский государственный художественный музей им. А. Н. Радищева

Императрица спросила:

— Как мне вас отпустить? Вспомните, что у вас дети.

Вопрос не застал великую княгиню врасплох, ее ответ привел Елизавету в умиление:

— Мои дети на ваших руках, и лучшего для них желать нечего, я надеюсь, что вы их не оставите.

— Но что же я скажу другим, за что я вас выслала?

— Ваше императорское величество, изложите причины, почему я навлекла на себя вашу немилость и ненависть великого князя.

— Чем же вы будете жить у своей родни?

— Чем жила перед тем, как вы меня взяли сюда.

Елизавета велела ей встать, и та повиновалась. Императрица по привычке расхаживала по комнате, затем Екатерина спросила, что вызвало ее гнев.