Конечно же, отстоянной воды у него не было — Барс щедро плеснул мне в кружку холодную воду прямо из-под крана, но я ничего не стала говорить.

Мы сидели за столом и уплетали пиццу — роллы и суши, как оказалось, мы оба не любили. Лорд крутился рядом и так жалобно смотрел на меня, что я под шумок дала ему кусочек, однако потом меня поймал Барс и строго велел не подкармливать пса.

— У него диета.

Будто поняв слова хозяина Лорд коротко гавкнул и устроился у меня под стулом. А я под шумок сунула в тарелку Барса кусок пиццы, которую не могла доесть.

— Я не собака, — странно глянул на меня парень. — Не надо меня подкармливать.

— Просто мне тебя жалко, — вырвалось у меня.

— Не понял, — нахмурился он.

— Ты какой-то…

— Какой? Ну давай же, говори, Туманова. Тупой? Мерзкий? Наглый?

— Одинокий, — ответила я. — Не понимаю, как ты живешь один. Можешь сколько угодно бить себя в грудь пяткой и орать, что ты крутой, но… Ты подросток, Дима. Тебе восемнадцати даже нет.

— Скоро уже будет, — ухмыльнулся Барс.

— Все равно. Ты не должен жить один, — нахмурилась я. Он считает себя слишком взрослым, не понимая, что это не так.

— Я никому ничего не должен. Живу так, как хочу. И ты в это не лезь, поняла?

Дима вдруг показался мне диким зверем, волчонком, который отбился от стаи и никому не дает приблизиться к себе. Готов задрать любого, кто нарушит его границы. Но, может быть, я смогу приручить его?

Откуда это смутное чувство жалости в груди. Не той, унизительной, а светлой и щемящей. Той, от которой сердцу тесно в груди?

— Дима, почему ты не живешь с родителями? — Я не должна была спрашивать, но я все равно сделала это.

— Тебе так интересно? Ок, скажу. У отца своя семья. Я ему не нужен. У него есть другие дети, нормальные, — глухо ответил Барс.

Нормальные. Это слово прозвучало хлестко. Так, словно он был ненормальным.

— А мать умерла, — продолжал Барс, и его глаза сделались жесткими. Такие глаза бывают у тех, кто многое пережил. У тех, кто знают, что такое настоящая боль.

— Прости, что затронула эту тему — прошептала я.

— Удовлетворила любопытство? Не советую разговаривать со мной на эту тему.

— Мне жаль, что так вышло с твоей мамой… — Я говорила искренне. В это мгновение мне хотелось обнять его — крепко-крепко. Чтобы утешить. Вот только он этого не хотел.

— Вам всем жаль, — усмехнулся Барс. — Но давай по-честному — всем плевать. Им плевать. Тебе плевать. Чего стоят ваши слова? Да ничего. Вы понятия не имеете, что это такое — терять кого-то.

В его голосе слышались жестокость, отголоски детской обиды и, что самое страшное, смирение.

— Думаешь, ты один кого-то терял?

— К чему вопрос?

— Не будь эгоистом. Не считай себя особенным в своем горе, Дима.

Я встала из-за стола, налила себе воду в полупустую кружку с пакетиком чая и сказала то, чего говорить не хотела:

— Мой папа умер, когда мне было двенадцать. Я раскрашивала Диснеевских принцесс и услышала, как звонит мамин телефон. У меня не было никаких предчувствий, как это часто показывают в кино. Я не думала о плохом. Я просто раскрашивала принцесс. И увидела, как мама отвечает на звонок и падает на пол. Он был вторым пилотом в самолете. Гражданская авиация. Говорят, во всем была виновата техническая неисправность, что-то с двигателями. Никто не выжил. И мой папа… тоже.

Мой голос был чужим, и я слышала себя словно со стороны. Не знаю, зачем я рассказывала Барсу о том, о чем не говорила даже хорошим друзьям.

Эта тема всегда была для меня запретной.

— Когда мама потеряла сознание и упала, я думала, с ней что-то произошло. Стала кричать и пытаться позвонить в скорую. Но она пришла в себя, схватила меня за руку и сказала: «Папы больше нет». Я помню все, что было до того, как она сказала это. Какие принцесс раскрашивала, какой мультик шел в это время по телевизору, и какие конфеты лежали на столе. А потом провал в памяти. Ничего не помню. Ни похорон, ни поминок. Как будто из памяти кусок жизни вырвали.

Я замолчала на мгновение и облизнула пересохшие губы. Барс внимательно на меня смотрел.

— Я очнулась, когда за окном пошел первый снег. Он красиво ложился на траву и листья, и я позвала папу, чтобы он посмотрел на него. Совсем забыла, что его больше нет. И знаешь, забываю до сих пор. Не могу свыкнуться, хотя уже пять лет прошло. Поэтому не говори, что я не знаю, каково это — терять кого-то. Говори все, что хочешь, кроме этого. Потому что это меня оскорбляет. Обесценивает мою боль — будто бы ее не было. Мне было так же больно, как и тебе. Я до сих пор… До сих пор скучаю по нему…

В моем голосе вдруг зазвенели непрошенные слезы, но я не хотела показывать их. Барс решит, что глупая плакса. Поэтому я просто распахнула балконную дверь и вышла на свежий воздух. Глубоко вдыхала его и смотрела на окна своей квартиры. Сегодня отчим снова пришел раньше — я увидела его и маму в окне их спальни. Он обнимал ее, прижимая спиной к своей груди. И, наверное, она улыбалась.

Была ли она счастлива с Андреем так, как была счастлива с папой? Я не знала. Но в который раз ощутила себя лишней. Зачем я им? Только мешаю. Маме нужно просто признаться в этом самой себе.

Они отошли от окна, и штора закрылась, а моего плеча вдруг коснулись жесткие пальцы Барса. Я вздрогнула от неожиданности.

— Что? — одними губами спросила я.

— Не стой здесь босиком, замерзнешь и заболеешь, — сказал он и протянул мне руку. — Заходи в квартиру.

Я проигнорировала его ладонь, но зашла обратно — на улице действительно было прохладно.

— Не злись на меня, — сказал Барс. — Я не хотел обидеть тебя. Ненавижу это слово, но… Прости.

Я непонимающе взглянула на него.

— Прости, я не хотел задеть тебя и память твоего отца. Признаю, что был неправ. Погорячился.

Барс отвел глаза в сторону.

— Хорошо, — кивнула я. — Ты ведь не знал.

— Иди домой, — вдруг решил он.

— Что? — удивилась я.

— Иди домой, отдохни. Знаю, ты устала.

Слыша это, я растерялась.

— Но я же не все сделала.

— Плевать, — отмахнулся Барс. — Просто иди домой,

— Выгоняешь? — сощурилась я. — Знаешь, Барсиков, я не уйду, пока не сделаю все, что хотела. Из принципа.

Я вернулась в комнату, села за стол и принялась за домашку — выполняла ее, как робот, просто чтобы занять мысли и не думать о папе. Я ведь знала, что легко могу расклеиться.

Барс пришел следом вместе с котенком и Лордом — в квартире они сопровождали его, как свита. Он был их мамочкой и папочкой в одном лице. Пока я занималась домашкой, он снова сидел рядом и смотрел на меня. А потом и вовсе заснул, лежа на диване и закинув одну руку под голову.