— Какой еще тайны?

— Не прикидывайтесь, Ник. Заметка про Нардини дала вашему брату пищу для размышлений, жаль, что он отнесся к угрозе недостаточно серьезно. Не повторяйте его ошибку. Ваша семья связана с некой загадкой. Если вы не знаете какой, я и подавно не знаю. Зато знаю, что на одном из венецианских портуланов, датированном тысяча триста сорок первым годом и проданном в ноябре прошлого года на аукционе в Женеве, было изображено побережье Северной Америки со множеством навигационных деталей. Обратите внимание: за полтора века до того, как туда добрался Колумб. Тут два варианта: либо это фальшивка, либо документальное свидетельство неизвестной нам истории. Есть легенда, что некий Антонио Зено, венецианец, плавал в Новую Шотландию в конце четырнадцатого века вместе с шотландским дворянином Генри Сен-Клэром, графом Оркни, поэтому, кто знает…

— Вы сказали: Сен-Клэр?

— Что, имя тронуло в вашей душе какие-то струны?

Да уж, тронуло. Правда, не в лад.

— К чему вы клоните, мистер Баласкас?

— К совпадениям, старина. Во вступлении к «Левой руке короля» Дрисдейл упомянул свой адрес: Рослин, Мидлотиан. А ведь в Рослине стоит фамильный замок Сен-Клэров. И если один из них шестьсот лет назад плавал с Антонио Зено, им бы здорово пригодился такой портулан. Нардини выступил посредником, действуя от лица анонимного клиента, имя которого он теперь никому не откроет. Но вот что странно — за полгода до продажи портулана в Венецию явился Джонатан Брэйборн с книгой Дрисдейла под мышкой. И тоже плохо кончил. Когда его вдова получила мужнины вещи, она отдала книгу мне. В книгу — на той же самой странице, что и сейчас, — была вложена визитка Нардини.

— Погодите. Жена Брэйборна отдала вам книгу? — Ником овладели странные подозрения. С тех пор как он узнал о смерти Димитрия Андроника Палеолога, у него зародились сомнения. Как Эмили могла не знать, что Димитрий, к которому поехал ее брат, вовсе не тот Димитрий, с которым был знаком ее отец? Кроме того, она упоминала, что нашла в книгах брата издание «Левой руки короля». Она, а не ее золовка. Что-то не сходится.

— А когда это было?

— В начале января. Сразу после гибели Нардини. Тогда же я понял, что Лимасол становится для меня жарковат. Совпадение? Вряд ли. Кто-то решил сорвать банк. Мы с Нардини оказались частью выигрыша. Как я уже объяснял вашему брату…

— А как же сестра Брэйборна?

— Какая сестра?

— Эмили Брэйборн.

Баласкас непонимающе посмотрел на Ника, потом нахмурился:

— Никогда о ней не слышал.

Водное такси мчалось по глади лагуны. Ник взглянул в иллюминатор и увидел впереди яркие огни. «Аэропорт» — понял он. Глотнул виски и вернул фляжку Баласкасу.

— Спасибо.

— Не за что, старина. Помогло?

— Меня просто укачало. Мутит.

— И от этого тоже помогает. Немудрено, что вы побледнели. Говорите, Эмили Брэйборн подняла шумиху на тему расследования? Выходит, передумала и смоталась обратно в Штаты, потому что вдова Брэйборна мне ни слова о ней не сказала. Великое дело — вовремя унести ноги. Посмотрите хотя бы на меня. А может быть, та женщина, что назвалась сестрой Брэйборна, на самом деле самозванка. Не думали об этом?

— Вот только сейчас задумался.

— Мы с вами в чужих водах, Ник. Единственная возможность спастись — набрать побольше воздуха и плыть как сумасшедший. Я, например, так и сделаю. И вам советую.

— Не могу. Мне нужно найти Бэзила.

— Тогда — удачи. Вам она понадобится. Я советовал вашему брату оставить Димитрия в покое. Он не прислушался.

— Когда вы видели его в последний раз?

— В понедельник. Он вернул мне книгу Дрисдейла. Мы договорились встретиться на вапоретто, который двигается по кольцевому маршруту. Я рассказал ему о Димитрии столько, сколько знал сам.

— Мне расскажете?

— Хорошо. Димитрий-старший был из породы благородных патрициев. Димитрий-младший — его полная противоположность. На Кипре он персона нон грата — подозревается в отмывании денег на международном уровне. Отели, которые он получил после смерти отца, закрыли до конца следствия. Все его активы на Кипре арестованы.

— О Господи.

— Его здорово прижали, Ник. И не только на греческом Кипре. В турецкой части Димитрия тоже не очень-то любят. Поговаривают, что здесь, в Италии, он тоже связан с организованной преступностью. В общем, с какой стороны ни взгляни, ваш родич отнюдь не подарок. Тот сомнительный портулан был не единственной удачной сделкой Нардини в прошлом году. Думаю, Димитрий использовал его, чтобы втихую распродать часть отцовской коллекции старинных карт и атласов. Ему нужны были деньги, чтобы угомонить кредиторов. А его кредиторы — люди того сорта, которым не отдашь — так сами возьмут. У Димитрия в Лидо есть вилла, так вокруг стоят головорезы, которым место разве что в резиденции какого-нибудь латиноамериканского диктатора. Он сам в беде и сеет беду кругом. Я бы с ним дела вести не решился. И вашему брату не советовал. Очень настойчиво.

— И что он ответил?

— Поблагодарил за информацию. Пожал мне руку. И я сошел. А он остался. Вапоретто шел на Сан-Микеле, остров-кладбище. Ваш брат сказал, что хочет посмотреть на могилу Димитрия-старшего. Так мы и разошлись. С тех пор от него ни слуху ни духу.

— Димитрий казался таким приветливым, когда я с ним говорил. Предложил свою помощь.

— Это все игры, Ник. Не вздумайте ему верить.

— Как вы думаете, что случилось с Бэзилом?

— Думаю, на ваш вопрос с легкостью ответит Димитрий — если, конечно, захочет. Сам я могу только догадываться.

— О чем же?

— Вам это не понравится.

— И все-таки.

— Нет, — Баласкас пристально посмотрел на Ника. — Поверьте мне. Не понравится.

Вскоре после этого Баласкас спрыгнул на пристань у аэропорта Марко Поло и пошел к стоянке такси и автобусов неподалеку от здания терминала. Саквояж, висевший на его левой руке, был таким тяжелым, что казалось, будто сыщик хромает. Он ни разу не оглянулся.

— Мне сказали, вы заплатите, — буркнул рулевой.

Ник протянул ему свернутую пачку лир.

— Фондамента-дель-Аббациа.

Рулевой прикинул толщину пачки и кивнул.

Из слов Баласкаса вовсе не следовало, что Эмили снова обманула Ника. Она могла просто-напросто попросить золовку не упоминать ее имя при передаче книги сыщику. А вот то, что она не рассказала ему о путаницах с Димитриями, не давало Нику покоя. Такси резало воды лагуны, возвращаясь обратно, а Ник смотрел на свое бледное отражение в окне салона, понимая, что руки у него трясутся вовсе не от качки. Никому нельзя верить. Ни на что нельзя надеяться. Кругом измена на измене. Тайна в том, что нет никакой тайны. И это само по себе ложь. Ник зажмурился и закрыл лицо ладонями.