— Вы подчиняетесь? — хрипло прокричал Гунтер. С его губ капала кровь.

Брюнгильда поморщилась от боли, когда Зигфрид надавил сильнее.

— Вы подчиняетесь? — повторил свой вопрос король. — Вы подчиняетесь Гунтеру Бургундскому?

Это было и требованием, и отчаянной просьбой. У Зигфрида сердце обливалось кровью, когда он видел, как уже побежденный король угрожает гордой воительнице Брюнгильде. Но решение принимали древние боги, в которых верили в Исландии.

Фонтан горячей воды ударил из земли прямо под рукой королевы, сжимавшей меч. Сила стихии отбросила Зигфрида назад, а меч Брюнгильды подняла вверх, словно гейзер прославлял ее оружие. Затем он упал обратно на землю в нескольких шагах от королевы.

Горячая вода выплеснулась на противников, но они не шелохнулись.

Ни Эолинд, ни исландцы, ни Гернот с Хагеном — никто не ожидал такого исхода битвы. Сотни глаз с изумлением смотрели на фигуры в потоках воды, которые словно были высечены из камня. И лишь Хаген заметил, что капли упали и на чье-то третье тело. Оно казалось видением, призраком, который быстро скрылся с поля боя.

Гунтер, воспользовавшись милостью судьбы, снова обратился к поверженной воительнице:

— Я в последний раз требую ответить мне, подчиняетесь ли вы, Брюнгильда Исландская, Гунтеру Бургундскому или же хотите умереть, чтобы я присвоил себе вашу страну?

Во взгляде Брюнгильды читался ответ, который не могли произнести ее губы. Она была готова умереть, чтобы не выйти замуж за короля Бургундии. Но ее собственная клятва и законы Исландии не позволяли ей поддаться слабости.

— Я подчиняюсь, — глухо произнесла она.

Гунтер глубоко вздохнул, чувствуя кровь во рту, и устало откатился в сторону. Он выпустил меч из рук и схватился правой рукой за рану на левом плече.

Исландцы, ставшие свидетелями поражения своей королевы, молчали. Не было ни слов ликования, ни протеста. Что произошло, то произошло, и по исландским обычаям народ подчинился воле богов. Эолинд склонил голову, осмысливая происшедшее, а затем выпрямился и жестом позволил Хагену и Герноту выйти на поле. Принц первым подбежал к брату и обнял его, насколько это позволяли полученные в поединке раны.

— Это была великая битва! — восторженно воскликнул Гернот. — Еще тысячи лет об этом будут рассказывать вечерами у костров.

— Великая битва, — пробормотал и Хаген, стараясь не встречаться взглядом с королем.

Он внимательно осматривал землю, пытаясь найти доказательства и удостовериться, что чувства его не обманули. Но доказательств не было, кроме того что на земле остались отпечатки трех пар разных ботинок. Но это могли быть старые следы, а может, следы Гернота.

Эолинд помог королеве подняться. Брюнгильда, вся перепачканная грязью так же, как Гунтер был измазан кровью, имела, однако, не менее царственный вид, чем раньше. Она повернулась к королю Бургундии, который стоял, опираясь на Гернота, и твердым голосом произнесла:

— Вы, несомненно, победили в этой битве. Вы заслужили руку Брюнгильды. Заслужили Исландию.

Гунтер улыбнулся, но его лицо исказила гримаса боли.

— Если вы будете сражаться рядом со мной так же, как вы сражались против меня, никто не осмелится поднять меч против Бургундии.

В словах обоих властителей звучало взаимное уважение.

К ним подбежал Зигфрид, запыхавшийся и промокший.

— Вот уж и вправду, сегодня на поле сошлись равные противники!

— Ух, ну ты видел? — с восторгом спросил Гернот.

Зигфрид дружески похлопал его по плечу и сказал, глядя на Гунтера:

— Я видел каждый триумфальный удар короля и его великолепную победу.

Король Бургундии ответил на его взгляд и кивнул, благодаря друга за помощь. Но внутри Гунтера уже разгоралась ревность, ярость проигравшего, всепожирающее пламя зависти. Да, он заполучил руку Брюнгильды и мог присоединить Исландию к гордому Бургундскому королевству, но… благодаря Зигфриду. Только благодаря Зигфриду.

В это же время, лишившись своей силы, во фьорде упала огненная стена.

— Уезжая, мы сможем сжечь на прощание разбитый бургундский корабль, — решительно сказала Брюнгильда, склонившись над пергаментом, который лежал на столе. — Мы поедем в Вормс на трех исландских кораблях.

Гунтер, Хаген и Эолинд рассматривали карты, приготовленные к отъезду. Король настоял на том, чтобы как можно скорее вернуться на родину, которая теперь стала и родиной Брюнгильды. Ему было непривычно видеть на таких совещаниях женщину, к тому же женщину, с упорством настаивающую на своих решениях.

— Какое же это триумфальное возвращение, если наши люди вернутся по Рейну на исландских кораблях? — ворчал Хаген.

— Чудовищное состояние вашего корабля тоже не будет свидетельствовать о победе, — резко возразил Эолинд.

— Да будет так, — устало произнес Гунтер, до сих пор ощущая боль в теле после сражения с Брюнгильдой. — Я буду стоять на носу первого корабля, чтобы все видели, что это наша флотилия.

Пошатнувшись, он побледнел и оперся на стол.

— Вам нужно отдохнуть, — посоветовала ему Брюнгильда без тени сочувствия в голосе. — При подготовке к путешествию король не нужен.

Кивнув, Гунтер вышел из комнаты.

— Нужно было бы оставить короля здесь недели на две, пока его раны не затянутся настолько, чтобы он смог нормально перенести морское путешествие, — сказал Эолинд, когда Гунтер уже не мог слышать его.

— Государственные дела не могут ждать, — возразил ему Хаген. — Нам следует побыстрее заключить союз между Бургундией и Исландией с королевством Ксантена и Дании, а для этого необходимо присутствие короля.

— Исландия ни в коем случае не должна стать в этом помехой, — поспешно заверил его Эолинд. — Пока из Бургундии не приедет наместник, я буду управлять делами королевства так, как прикажет Гунтер.

Хаген кивнул.

— Как только отзвонят свадебные колокола и пары поженятся, остров будет принят в союз.

Брюнгильду покоробило от его слов. Они были произнесены вскользь, но при этом не теряли своего значения. В них как будто затаилась какая-то насмешка над ее незнанием, ироничный ответ на так и не заданный вопрос. Она прищурилась, стараясь удержаться от выяснения неожиданно открывшегося обстоятельства, но все-таки спросила:

— Вы говорите о парах, Хаген. Кто, кроме меня и Гунтера, собирается заключить брак в Вормсе?

Хаген подозревал, что Брюнгильда знала лишь о том, что потрудился сообщить ей Зигфрид. По мнению Хагена, Зигфрид струсил и не смог быть откровенен с королевой. Советник решил воспользоваться случаем, посеяв боль и ненависть между ними, а значит, между Зигфридом и Гунтером. Он посмотрел на Брюнгильду с хорошо сыгранным изумлением.