— Они прежде всего смотрели на пробу серебра. Эта рамка дорогая?

— Я бы не стал заказывать для портрета моего сына какую-нибудь дешевку, это точно.

— Джек, нас обманывают.

— Это не настоящий Партридж?

— Это он, Партридж.

— Как обманывают? Нет, я не верю вам. Поверьте, приятель, в делах я не новичок.

— Вы лучше поверьте мне, мистер Мэггс. Их колдовские приемы — очковтирательство и обман. Он не может кого-нибудь найти, приложив к уху серебряную рамку портрета.

— Это ничего ему не даст?

— Ничего.

Джек Мэггс посмотрел на Тобиаса Отса, посмотрел очень сурово.

— Но это тот парень, за которого вы поручились?

— Нет, Джек, не совсем так. За него поручился доктор Элиотсон. А я поверил в то, что рассказал о нем мой друг.

Судорога, исказившая лицо Мэггса, пробежала по щеке от левого глаза вниз и коснулась рта.

— Вы обещали мне, что я найду своего сына, — холодно промолвил Мэггс. Его брови грозно нависли над глазами. — Такова была наша договоренность. Для этого, только для этого я потратил столько времени. Почему я превратился в чертова искателя неведомо кого? Почему я стал лакеем этого уродливого маленького ничтожества?

Тобиас был напуган, но он стоял перед Мэггсом, не пряча глаз.

— Мне очень жаль, Джек, искренне жаль. У меня тоже есть сын. Мне нетрудно понять ваши чувства.

Но это нисколько не успокоило Джека Мэггса. Наоборот, только еще больше раздражило его. Он начал нервно постукивать ногой по доскам пола. Тоби чуть попятился назад.

— Вы ничего не понимаете, — закричал на него Мэггс и, резко обойдя его, поспешил назад по коридору. — Вам удалось одурачить меня и заставить снять рубаху, но все равно вы ни черта не знаете обо мне. — Лицо Мэггса залила краска гнева. — Вы украли мои флюиды, но так и не узнали, кто я. Вы просто бездельник. Что это за шум?

— Боюсь, — сказал Тоби, у которого замерло сердце от предчувствий, — они заперлись от нас в комнате.

Чертыхаясь, Мэггс в два прыжка очутился у двери и мощным ударом с треском вышиб дверь; перед ним, как на сцене, когда преждевременно поднимается занавес, предстали два актера, оба в состоянии полного замешательства.

Супруги Партридж открыли окно, и миссис Партридж одной ногой уже была во дворе, а другой, в синих венах и обнажившейся из-под неловко задравшейся юбки, оставалась еще в комнате. Мистер Партридж, стоявший рядом в съехавшей назад широкополой шляпе, держал в руке плохо завернутый в бумагу портрет.

Три пакета Мэггса для передачи сыну так и остались лежать на столе, но большого пакета Партриджа нигде не было видно.

Джек Мэггс пересек комнату, двигаясь легко и изящно, несмотря на тяжесть своего большого тела. Он был похож на акробата или танцора, чьи движения в результате постоянной практики становятся для них естественными. Чтобы быть точным, он плавно пересек эту мрачную маленькую комнатушку, слегка пригнувшись, но не укорачивая свой широкий шаг, и привычным жестом незаметно вынул нож из башмака.

В этот момент послышался хлопок, удививший Тобиаса, а затем он увидел пистолет, упавший на пол; запахло пороховым дымом. Но даже лежавшее на полу оружие не заставило его подумать, что Вилфред Партридж мог стрелять в Мэггса.

Священник сидел на подоконнике, но, когда Мэггс отступил назад, Тоби увидел кровь на рубахе «Ловца воров». Однако и здесь он подумал, что Партридж сам себя ранил из пистолета, пока не увидел резаную рану у него на горле. Вилфред Партридж зажимал рану рукой и яркая кровь текла меж его пальцев и вниз по руке на портрет, зажатый в ней. Джек Мэггс силой вырвал портрет у Партриджа, а тот с громким стуком упал на пол, видимо, сильно ударившись головой.

Каторжник повернулся, в одной руке он держал обрызганный кровью портрет, а в другой — грубое черное лезвие кинжала. Он с угрозой смотрел в глаза Тобиасу Отсу. Они стояли друг против друга: один тяжело дыша, готовый отнять жизнь у человека, а другой даже не смеющий сделать вдох.

Именно в этот момент, как бы прочитав в потемневших глазах Мэггса свой приговор, Тобиас Отс произнес:

— Идемте отсюда, Джек, и поскорее. Мы должны бежать.

Джек Мэггс ушел, но куда, она не знала. Он ушел так же, как и появился, — сменив свое обличье. Он не попрощался, даже не махнул рукой. Она смотрела в кухонное окно и видела, как он шел по Грэйт-Куин-стрит, перекинув через плечо вещевой мешок. В тот вечер, после полуночи, она снова перебралась по крыше на соседний дом, но в нем было холодно и пусто, и ее охватил страх. Теперь она знала, что он ушел навсегда.

Если хозяину известно, где он, то он ей этого все равно не скажет. И действительно, уход Джека Мэггса дал волю Перси Баклу: он выплеснул всю свою долго сдерживаемую злобную неприязнь к нему. Мерси знала, в чем она виновата, но говорить об этом было запрещено.

В тени Джека Мэггса ее хозяин был ничем не примечательным маленьким человеком, но в тишине, оставшейся после ухода Джека, Мерси поняла, как она заблуждалась. Мистер Бакл был ее будущей жизнью, ее безопасностью, и отношения между ней и Мэггсом в высшей степени унизили ее хозяина. Но она тогда была словно в дурмане, сама не замечая этого.

Теперь хозяин позволит ей разве что подавать ему чай. Трижды она без вызова приходила к нему, и трижды он отправлял ее обратно в кухню.

Она была словно больна, она ничего не ела. Помогая мисс Мотт, покорно подчиняясь всем ее приказаниям, она старалась не поворачиваться, чтобы повариха не видела, как ее жгучие слезы падают на печенку, которую она готовила на ужин.

— Куда бы он ни уехал, дорогуша, — говорила назидательно мисс Мотт, — для тебя это только лучше.

— Я не понимаю, о чем вы.

— На твоем месте я бы сейчас побежала наверх, прихватив для хозяина тарелочку с поджаренными хлебцами с корицей, которые он так любит.

— Сегодня он не хочет разговаривать со мной.

— Иди к нему, зайди в его библиотеку за хорошими книгами, иначе один Бог знает, что за жизнь у тебя будет.

Мерси и сама знала, что это будет за жизнь, знала очень хорошо. Ей уже виделась грязная, дурно пахнущая комнатушка в Феттер-лейн, Хаймаркет и мерзкое платье с кричаще безвкусными бантами.

— Иди, деточка. — Мисс Мотт с силой вытянула из-под нее свой табурет и оттолкнула всхлипывавшую девушку, а затем отобрала у нее нож. — Тот, другой — недобрый человек. Это видно по его носу. Он не для тебя, девочка. А теперь иди и вымой руки. Приготовь хозяину его поджаренный хлеб и будь паинькой.

Мисс Мотт сама занялась приготовлением ливера, спустив на нос свои железные очки, чтобы получше видеть прожилки.

— Делай то, что я тебе сказала, и в один прекрасный день я буду иметь удовольствие называть тебя мадам. Принеси мне муку, будь хорошей девочкой.