Нэнси Эволт. После Нэнси – Сьюзен Кидвелл. Девушки описали то, что они увидели, войдя в дом Клаттеров в воскресенье 15 ноября: тихие комнаты, пустой кошелек на полу кухни, солнечный луч в спальне и свою одноклассницу, Нэнси Клаттер, лежащую в луже собственной крови. Защита отказалась от перекрестного допроса и такой же политики придерживалась в отношении трех следующих свидетелей (отца Нэнси Эволт, Кларенса, окружного шерифа Робинсона и коронера округа, доктора Роберта Фентона), каждый из которых добавил к рассказу о событиях того солнечного ноябрьского утра свои подробности: обнаружение всех четырех жертв, описание их вида, а доктор Фентон назвал клинический диагноз – «смерть, вызванная серьезными повреждениями мозга и жизненно важных внутричерепных структур, полученными вследствие ружейного выстрела».

Потом вышел Ричард О. Роледер.

Роледер – главный следователь полицейского управления Гарден-Сити. Он увлекается фотографией и в этом деле добился большого мастерства. Это Роледер сделал снимки, на которых стали видны следы сапог Хикока в подвале Клаттеров, следы, которые смог различить фотоаппарат, хотя глаз не различал. И именно он фотографировал трупы на месте преступления, он сделал те фотографии, над которыми так долго размышлял Элвин Дьюи, пока убийства еще не были раскрыты. От Роледера требовалось лишь, чтобы он признал, что эти снимки сделаны им, поскольку обвинение предложило предъявить их в качестве свидетельства. Но защитник Хикока возразил: «Единственное, ради чего нам предъявляют эти фотографии, это чтобы повлиять на присяжных и пробудить в них гнев». Судья Тэйт отмел возражение и позволил свидетельствовать фотографиям, то есть разрешил показать их жюри.

Пока присяжные рассматривали снимки, отец Хикока, обращаясь к журналисту, сидевшему с ним рядом, сказал: «Ну и судья! Ни разу еще не видел такого предубежденного человека. Бессмысленный суд. С таким-то председателем! Да ведь он же нес гроб на похоронах!» (На самом деле Тэйт был лишь шапочно знаком с жертвами и вообще не присутствовал на их похоронах.) Но в тишине зала мистер Хикок был единственным, кто что-то произнес вслух. Всего было семнадцать фотографий, и пока их передавали из рук в руки, лица присяжных заседателей отражали произведенное снимками впечатление: один человек покраснел, как будто ему дали пощечину, а некоторые, бросив на фотокарточки первый взгляд, явно не испытывали желания рассматривать их все; казалось, что фотографии заставили их наконец реально взглянуть на те истинные и прискорбные события, которые произошли с их соседом, его женой и детьми. Это ошеломило их и привело в ярость, а люди действия – такие, как фармацевт и управляющий кегельбана, – посмотрели на ответчиков с полным презрением.

Старший мистер Хикок вновь устало покачал головой и снова пробормотал: «Никакого смысла. Нет никакого смысла в этом судилище».

Последним свидетелем в этот день обвинение вызвало «таинственную персону». Это был некто, давший информацию, которая привела к аресту обвиняемых: Флойд Уэллс, бывший сокамерник Хикока. Поскольку он все еще отбывал срок в Канзасской исправительной колонии и таким образом подвергался опасности – другие заключенные могли ему отомстить, – Уэллса никогда публично не объявляли информатором. Теперь, для того чтобы он мог благополучно давать показания в суде, его перевели в маленькую тюрьму в соседнем округе. И тем не менее по проходу в зале суда Уэллс шел как-то крадучись – словно ждал, что на него вы скочит наемный убийца, – и когда он проходил мимо Хикока, Дик скривил губы и прошептал несколько свирепых фраз. Уэллс притворился, что его это не касается; но словно лошадь, услышавшая трещотку гремучей змеи, постарался побыстрее уклониться от ядовитой близости преданного им товарища. Встав на свидетельское место, он уставился прямо перед собой; несколько слабовольный парень деревенского типа в очень приличном темно-синем костюме, который ему специально для этого случая купил штат Канзас, – штату было важно, чтобы главный свидетель обвинения выглядел представительным и, следовательно, заслуживающим доверия.

Показания Уэллса, заранее отрепетированные, были так же аккуратны, как его внешность. Подбадриваемый сочувственными вопросами Логана Грина, свидетель заявил, что приблизительно десять лет назад он в течение года работал наемным помощником на ферме «Речная Долина»; когда его осудили за кражу, он подружился с другим заключенным, тоже бывшим вором, Ричардом Хикоком, и описал ему ферму Клаттера и его семью,

– Скажите, – спросил Грин, – что каждый из вас говорил о мистере Клаттере во время этих бесед с мистером Хикоком?

– Ну, мы о нем говорили довольно много. Хикок сказал, что его скоро отпустят условно и он отправится на Запад искать работу; он мог бы остановиться в Холкомбе и попросить мистера Клаттера нанять его помощником. Я рассказал ему, насколько мистер Клаттер богат.

– Заинтересовало ли это мистера Хикока?

– Он интересовался, есть ли у мистера Клаттера сейф.

– Мистер Уэллс, действительно ли вы тогда считали, что у Клаттера в доме есть сейф?

– Ну, работал-то я там давно. Мне казалось, что там был сейф. Я знаю, что там было что-то вроде рабочего кабинета… Потом он [Хикок] начал поговаривать о том, что ограбит мистера Клаттера.

– Он говорил вам о том, что собирается ограбить Клаттера?

– Он мне говорил, что если он провернет это дело, то ни одного свидетеля в живых не оставит.

– Он говорил, как именно он собирался расправиться со свидетелями?

– Да. Он сказал мне, что сначала всех свяжет, потом будет их грабить, а потом убьет.

Установив, что налицо явная преднамеренность, Грин передал свидетеля в распоряжение защиты. Старый мистер Флеминг, классический деревенский адвокат, больше преуспевший на пшеничной ниве, чем на ниве защиты преступников, открыл перекрестный допрос. Цель его вопросов, как вскоре стало ясно, состояла в том, чтобы вскрыть тему, которой обвинение предпочло не касаться: вопрос о личной роли Уэллса в убийстве и его личной моральной ответственности.

– Не предприняли ли вы, – сказал Флеминг, сразу переходя к сути вопроса, – попытки отговорить мистера Хикока?

– Нет. Любой скажет, что там [в Канзасской исправительной колонии] никто на болтовню внимания не обращает, потому что мало ли кто чего скажет.

– Вы хотите сказать, что ваши разговоры тоже были просто болтовней? Разве вы не нарочно внушили ему [Хикоку] мысль, что у мистера Клаттера есть сейф? Вы хотели, чтобы мистер Хикок так думал, не так ли?

Так, тихо-спокойно Флеминг задал свидетелю жару; Уэллс дернул себя за галстук, словно узел внезапно показался ему слишком тугим.

– И вы хотели, чтобы мистер Хикок считал, что у мистера Клаттера много денег, не правда ли?

– Да, я ему сказал, что у мистера Клаттера много денег.

Флеминг вновь подчеркнул то обстоятельство, что Хикок полностью информировал Уэллса о своих планах в отношении семьи Клаттеров. После этого адвокат сокрушенно спросил:

– И даже после всего того, что он вам сказал, вы не сделали ничего, чтобы ему помешать?