Он ел суп, и в каком-то уголке памяти листал пожелтевшие страницы единственной книги с полки давно уже покойного деда — «Картофельное поле. Книгу сию с благой целью видземских латышей уберечь впредь от голода сочинил один из добропорядочных сограждан. Год издания— 1870». Автор пожелал остаться неизвестным. Цена — один грош.

После картошки в мундире, после кислой капусты, селедки и творога, похлебки и кулеша, простокваши, после кваши и гречневой каши, после всех этих бедняцких разносолов теперь он наконец сподобился отведать ароматного городского супа, которым тринадцатого января тысяча девятьсот шестого года потчевала посетителей своей харчевни очаровательная Аустра.

III

Вначале не было ничего, божий дух витал в одиночестве над водой и сушей, выглядывая, где бы поесть.

Дух опустился в Российской империи, Лифляндской губернии, в городе Риге, на коченевшую от бесснежья Мельничную улицу, к дверям харчевни госпожи Дрейфогель под вывеской «Аустра».

В прихожей дух некоторое время разглядывал висевшие на вешалке пальто, застегнул поплотнее свою барскую шубу и нырнул в харчевню, пропахшую супами, жарким, перчеными подливками, жареными колбасками и тушеной капустой.

В харчевне обедали кустари с близлежащего базара Берга, приехавшие в город крестьяне, рабочие со строек, поденщики, студенты, приказчики и всякая шушера. Латышская речь перемежалась с русской, немецкой, еврейской. Блюда подавались горячие и аппетитные. Скрипели половицы, припорошенные нанесенными на подошвах песчинками.

На кухне в начищенных до блеска медных котлах варились, клокотали, шипели и пенились супы. На прокопченном чугуне плиты доходили подливки из печени и почек. Тушилось мясо в духовке. Время от времени парнишка по имени Юрис, выполнявший обязанности судомойки, гремя фартуком из лошадиной кожи, затаскивал со двора охапку сухих березовых дров.

Повар Озолбауд то и дело вскрикивал:

— А ну подбрось-ка Руце пару полешек! Подкинь-ка Прауле которое потолще!

Так он величал свои плиты.

На одиннадцати и двух конфорках всегда нужно было что-то снять, заменить, помешать, посолить, посахарить, поперчить, попробовать.

Число «тринадцать» суеверный повар не смел произносить, и, словно призрак в облаке пара, склонился он над котлом, стоявшим на одиннадцатой и второй конфорке, добавил соли и опять заметался по-над плитами, совсем как амеба в питательном растворе.

Сама Аустра Дрейфогель разносила блюда, отпускала напитки. В харчевне было душновато, но кое-кто из посетителей, не снимая пальто, в поте лица уминал за обе щеки.

Брякали по тарелкам оловянные ложки, тыкались вилки в мясо. Челюсти двигались, жевали, губы чмокали, посасывали. Голод понемногу утолялся.

При виде этой обильной обеденной трапезы даже наметанный глаз не смог бы заприметить среди посетителей харчевни опасных преступников.

Вместе с табачным дымом по харчевне носились обрывки разговоров.

— Для такого хозяйства нужна пара крепких лошадей, да мужиков пара, да две бабы работящих, да пастуха в придачу. Так вот, в девяностом году я работнику платил восемьдесят пять целковых за год, работнице — тридцать пять, пастуху — за лето пятнадцать, а нынче тридцать, работнице — шестьдесят пять, работнику — сто двадцать. Где ж мне их взять?

— Ты погоди, я на это вот что скажу, крестьянин о ту пору на одной половине развалюхи-риги ютился, а теперь на том месте дом стоит не хуже пасторских хором! Там, где раньше на телегах тряслись, сейчас в пароконной коляске, развалясь, на сиденьях катят! Там, где раньше меж камней землю сошкой ворошили, нынче шведский плуг пласты ворочает. Там, где прежде на прошлогодней травке по пустырям две-три коровенки до праздника Лиго топтались, сейчас на клеверах по десять и двенадцать коров кормятся!

— Нелишне было бы и о серых баронах помянуть!

— Меньше рот разевай, целей зубы будут!

— Чего им еще надо?

— Люди делятся на два типа, суть проста. У каждого рано или поздно болят зубы. Зубная боль, знаю из личного опыта, пренеприятнейшая штука, ее внезапность ошеломительна, она лишает сна, душевного равновесия, изматывает нервную систему.

— Нищий, с вечера отложивший гривенник, счастливее богача, который, подводя годовой итог, замечает, что остался внакладе на тот же гривенник.

— Но разумные люди при первых же признаках зубной боли обращаются к врачу!

— А если поставить вопрос ребром — вверх ползем или вниз катимся? Я тебе так скажу: с девятисотого года малоземельные хозяйства к разорению катятся. На одном только работницком жалованье разница до стоимости двух лошадей доходит, сто сорок пять рубликов в год. Прибавь сюда дрова, доски, бревна, соль, скобяной товар, да мзду кузнецу и прочим ремесленным людям, да еще налоги. Ничего ведь и нигде с тех пор не подешевело. И, как ни бейся, в конце года или прибыль выйдет в сотню, иль убытков на ту же сотню рублей.

— Богаче не станешь, а уж глупее — это точно.

— А некоторые люди норовят оттянуть время в надежде, что зубная боль пройдет, воспаление прекратится, нерв перестанет беспокоить и у гнилого зуба эмаль сама собой обновится, и день-другой спустя человек, раскрыв рот перед зеркалом, обнаружит во рту здоровые, белые зубы.

— Со льна будет прибыль, если за берковец по пять-десять пять рублей возьмешь. А я сейчас на каждом берковце по двадцать — двадцать пять рублей теряю. Более пяти-шести берковцев я не собираю.

— Первые радикалы, вторые суть консерваторы!

— На одних банковских займах из пяти-шести годовых я пятьдесят целковых золотом теряю! Только на дом две с половиной тысячи ухнул, а уж службы за такие деньги никак не построить!

— Ну да, жди, когда рак свистнет!

— Как те, так и другие могут быть поборниками прогресса!

— Я на льне и зерне прогорел. Решил было на молоко переключиться, но это ж все равно что построение войска менять в самый разгар боя. Опять же где денег взять скотный двор строить, племенным скотом обзаводиться?

— Ну, о чем вы толкуете? Что пользы от человека, у которого болят зубы и все мысли вращаются вокруг воспаленной десны, нет, сударь, нет, я с вами не согласен!

— Центрифугу и бидоны приобрести, пастбища расчистить, клеверных семян закупить, а тут еще неурожайный год свалился, можешь представить, что у меня в мошне и на сердце.

— Вот это, я понимаю, печенка!

— В прошлом году Рижское Латышское Общество безоговорочно поддерживало правительство!

— С кем поведешься, от того и наберешься.

— Домина почем зря, не какая-нибудь там халупа!

— Хоть ты что говори, я при своем останусь: лучше камень в избу вкатить, чем взять к себе бобылку!

— Были времена, когда детишки повзрослей подспорьем для крестьянского хозяйства служили, а нынче они сплошное разорение. Приходская, волостная школа еще куда ни шло, а