Достав бумажник, я вытащил пачку денег, тем самым демонстрируя перед женщинами свою состоятельность. При виде денег губы у хозяйки растянулись в холодно-вежливой улыбке. Ей, судя по всему, понравился мой деловой подход. Зная покупательную способность местных денег, я отделил банкноту в десять франков и протянул ее хозяйке. Та быстро сунула ее в большой карман на переднике и, растянув губы в вежливой улыбке, показала на лестницу, ведущую наверх. Взяв вещи, я направился к лестнице. Комната оказалась спальней, в которой стояла большая двуспальная кровать, зеркало-трюмо, пара стульев и кушетка. Хозяйка коротко переговорила с моей попутчицей и ушла.

Та уже начала расстегивать пальто, но, заметив мой взгляд, замерла и покраснела. Нервничая, несколько раз обвела взглядом комнату, после чего начала снимать пальтишко с дочки, которая стояла посреди комнаты с удивленным и непонимающим лицом. Девочке, наверно, было лет пять, но, на удивление, она не капризничала и почти ничего не говорила. Только когда мать посадила ее на кушетку, она что-то ей сказала, после чего та сразу посмотрела на меня. Поймав ее вопросительный взгляд, я спросил по-немецки:

– Что?

Она сказала, но сразу увидела, что я ничего не понял, показала жестом, что ест. Я согласно кивнул головой, достал бумажник и спросил:

– Кафе?

Услышав знакомое слово, она поняла, что я хотел сказать, и начала говорить, но сразу спохватилась и стала тыкать пальцем в пол, а потом показала жестом, что ест. Хозяйка пригласила нас на ужин. Я так и не понял: входит ужин в оплату жилья или нет, но решил, что надо расплатиться с женщиной за ее помощь, и пусть она понимает, как хочет, после чего протянул ей пятьдесят франков. При виде банкноты она вздрогнула, словно ее хлыстом ударили, жутко смутилась, покраснела, но деньги взяла и, опустив голову, стараясь не смотреть на меня, неловкими, судорожными движениями стала снимать с себя пальто. Она была молода, довольно мила и имела неплохую фигуру, правда, ее светло-коричневое платье, купленное на какой-то дешевой распродаже, сидело на ней бесформенной массой, по большей части скрывая все то, что дала ей природа. Сняв пальто, я повесил его в шкафу, после чего подошел к трюмо и стал рассматривать семейные фотографии. Хозяйка и ее муж, большой и крупный мужчина. На двух фото он был снят одетым в мундир. Ткнув пальцем, я спросил по-немецки:

– Солдат?

Она подошла, затем отрицательно покачала головой и повторила несколько раз:

– Нет. Не солдат. Нет.

– Ладно, бог с ним. Как тебя зовут? – и показал пальцем на нее.

Она, видно, поняла мой вопрос, в очередной раз покраснела и сказала:

– Магда, – потом подошла к девочке, сидящей на кушетке и играющей с куклой, погладила ее по голове и сказала: – Эльзи.

Я ткнул себя пальцем в грудь и сказал:

– Сергей.

Она натянуто улыбнулась. В этот самый миг пришла хозяйка с постельным бельем и пригласила нас к столу. Ужин прошел почти в полной тишине, не считая нескольких фраз между Магдой и хозяйкой дома. Встав из-за стола, я на несколько секунд задержался у фотографии ее покойного мужа, судя по траурной ленте, висевшей на ней. Хозяйка, стоя у стола, назвала его имя и что-то добавила по-немецки. Я не понял, и она, видя это, подошла к фото и ткнула пальцем в погоны его формы. Я пожал плечами. Секунду она соображала, а потом поманила меня к лестнице. Зайдя в спальню, она подошла к шкафу, достала откуда-то из глубины мундир своего покойного мужа, и только теперь я, разглядев петлицы, понял, что тот когда-то был почтовым служащим.

– Почта? – спросил я.

Видно, она уловила что-то знакомое в слове, так как закивала головой и несколько раз сказала:

– Да. Да.

Мне больше ничего не оставалось, как сказать «Гут» и тем самым завершить наш разговор. Хозяйка ушла, и мы остались одни. Магда стала играть с дочкой, а я, сев на стул, стал прокручивать в голове пришедшую мысль, а когда они вышли, сразу подошел к шкафу. Сбросив пиджак, примерил мундир, но он оказался мне мал, зато шинель, если ее надеть прямо на рубашку, оказалась мне впору, так же как и зимняя шапка с кокардой. Пока я переодевался, Магда, молча, бросила на меня пару удивленных взглядов, но на этом все закончилось.

«А больше мне ничего и не надо. Если бы только Магда согласилась поехать. Хм. Почтовый служащий вместе с женой и дочерью едет в Берн».

Потом женщина с дочкой спустились вниз, и их какое-то время не было, а когда вернулись, Магда принялась укладывать девочку спать на кушетке, но я, подойдя к ним, жестами объяснил ей, что они обе будут спать на кровати, а мне оставят диванчик. Женщина, наверно с минуту, удивленно смотрела на меня, потом взяла дочку и перенесла ее на кровать. Когда девочка заснула, Магда в некоторой растерянности сидела на кровати, искоса бросая на меня взгляды. Пришло время рассчитываться, но как? Я приложил палец к губам, а затем поманил ее к себе, жестом показывая, чтобы она села рядом. Со смущенным и красным лицом она неловко села рядом, опустив глаза. Я достал разговорник и под ее удивленным взглядом стал составлять фразы.

– Магда. Ехать в Берн. Со мной.

Она начала говорить, но опомнилась и ограничилась короткой фразой, которую мне удалось понять, найдя нужные слова в разговорнике:

– Согласна. У меня родная сестра в Берне.

Снова перелистал разговорник и выдал следующую фразу:

– Мне нужна одежда, – после чего ткнул пальцем в фотографию.

Она недоуменно на меня посмотрела, но когда я добавил, что хочу купить, она удивленно посмотрела на меня, но тут же закивала головой, дескать, поняла.

«Надеюсь, что ты действительна поняла».

Она начала говорить, но в следующий момент оборвала сама себя и ткнула пальцем в пол: схожу, узнаю. Я согласно кивнул головой. Владелица дома оказалась практичной женщиной и без всяких вопросов назначила цену в семьдесят франков. Я отрицательно покачал головой и дал ей банкноту в пятьдесят франков. Хозяйка взяла ее, при этом не смогла сдержать довольной усмешки. Судя по всему, она явно не прогадала. Мы снова остались одни. Магда, сидя на кровати, бросила на меня пару смущенных взглядов, в ответ я встал, прикрутил лампу, а затем прилег на диванчик и демонстративно отвернулся. После чего шорохи и скрип пружин сказали мне, что она легла. Выждав десять минут, повернулся и сел, при этом невольно бросил взгляд на кровать, но что-то увидеть под пышной периной на необъятной кровати было трудно. Сняв рубашку и брюки, остался в нательном белье. Только начал снова устраиваться на диванчике, как со стороны кровати раздались шорохи, а затем послышался звук еле слышных шагов. Я приоткрыл глаза. Магда стояла передо мной, в ночной рубашке. Керосиновая лампа света давала мало, но и его хватало видеть, как ходит от волнения ее грудь.

– Сергей.

Когда прозвучало мое имя, стало понятно, что она не мимо проходила, а пришла отдать долг вежливости. Если это можно так назвать. Мой взгляд невольно остановился на низком вырезе, из которого виднелась ложбинка меж двух высоко стоящих упругих грудей. Неожиданно мне захотелось их потрогать, почувствовать их упругость. Увидев мой жадный взгляд, женщина напряглась и снова, как девочка, покраснела, но, переломив себя, слабо улыбнулась, а затем, резко опустив руки, схватила за подол ночной рубашки и резко задрала ее, желая снять. Не знаю, насколько она сознавала красоту своего тела, но задранный подол обнажил отлично сложенное, а от этого еще более соблазнительное, женское тело с бесстыдно торчащими грудями. Я вскочил, даже не зная, чего хочу, но ночная рубашка уже упала на пол, а ее руки легли на мои плечи.