Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нам с Максом действительно нужно кое-что обсудить, — сказала Констанция, не оборачиваясь.
— В таком случае мы оставляем вас. — Честити похлопала Пруденс поруке. — Мне кажется, мы опять здесь лишние, Пру.
— Да… да, полагаю, что это так.
Пруденс несколько неохотно направилась за сестрой к двери, в которую как раз входил Дженкинс с подносом в руках и перекинутым через плечо полотенцем.
— Я взял на себя смелость принести вам стакан хересу, мисс Кон, так как вы не любите виски.
Дженкинс поставил поднос на боковой столик и протянул Максу полотенце. Потом он бесстрастно оглядел комнату, и его взгляд задержался на рассыпанных по ковру цветах.
— Мне прибрать здесь, мисс Кон?
— Не сейчас, Дженкинс. Этот ковер знавал и худшие времена.
Дженкинс поклонился и вышел из гостиной. В холле он чуть не столкнулся с Пруденс и Честити, которые стояли в нерешительности недалеко от двери. Дженкинс многозначительно кашлянул и чинно проследовал на кухню.
— Он прав, нам не следует подслушивать, — сказала Пруденс. — Кон сама нам обо всем расскажет.
— Я где-то читала о фокусе со стаканом, — с некоторым сожалением произнесла Честити. — Если приложить его к стене и прижать ухо к дну, то можно услышать, что происходит в соседней комнате.
— Нет, — решительно объявила Пруденс. — Мы отправляемся вниз.
Она взяла сестру за руку и потащила за собой.
В гостиной тем временем царило молчание, пока Макс вытирал полотенцем волосы и брюки. Потом он закатал рукава до локтей, пальцами кое-как причесал непослушные волосы и налил себе виски из графина.
— Ты будешь херес, Констанция?
— Да, пожалуйста. — Она отвернулась от окна, взглянула на него и судорожно глотнула воздух.
— В чем дело? — резко спросил он. Она покачала головой:
— Ничего, просто когда ты такой… взъерошенный и небрежно одетый…
Констанция замолчала. Ей хотелось сказать: «Каким ты бываешь после того, как занимаешься любовью», — но сейчас был неподходящий момент для подобных воспоминаний.
Макс ждал, слегка прищурив глаза, но она лишь снова покачала головой. Констанция не собиралась признаваться ему в том, что находит его неотразимым, что при виде его у нее подгибаются колени. Он протянул ей стакан с хересом, и она взяла его, пробормотав слова благодарности.
В этот момент в холле раздался звонок, и они оба замерли и прислушались, полагая, что это вернулся лорд Дункан. В холле послышались шаги Дженкинса, потом раздались приглушенные голоса, и кто-то стал подниматься по лестнице. Констанция с облегчением выдохнула. Вмешательство ее отца было бы сейчас некстати.
— Итак, как ты намерена исправить сложившуюся ситуацию, Констанция? — Он носком ботинка брезгливо поддел край газеты, лежавшей у его ног.
— Если это неправда, почему бы тебе самому не написать опровержение? Мы опубликуем его в следующем номере.
— Нет, я не собираюсь опускаться до того, чтобы вступать в полемику с автором этой статьи. Я намерен игнорировать ее. Это ты напишешь опровержение.
Констанция поставила стакан на стол. Она сложила руки на груди и пристально посмотрела на Макса:
— Я готова извиниться за личный характер этого обвинения, но я не собираюсь брать назад утверждение, что ты намеревался шпионить за нами. Я не ошиблась. Я слышала то, что слышала.
— Эти собрания открытые. Любой, как ваш сторонник, так и противник, может посещать их.
— Но не всякий имеет возможность присутствовать при частной беседе лидеров нашего движения. А именно это ты и намеревался делать, и ты собирался предупреждать правительство о любой акции, которую мы решили бы предпринять.
Макс вздохнул:
— Возможно, это все так и есть. Но я никогда не притворялся перед тобой, что я поддерживаю ваше движение. Совсем наоборот. Я сказал, что готов рассмотреть твою точку зрения, только и всего. И у тебя нет никаких оснований так горячиться. — Он жестом остановил ее, когда она попыталась возразить: — Нет уж, выслушай меня. Я не лгал тебе о моих чувствах. Я не использовал тебя, не обманывал, не притворялся, что испытывал к тебе что-то, чего на самом деле не испытывал. Это ясно?
Констанция продолжала стоять со сложенными руками, хмуро глядя на него. — И что ты испытывал ко мне? — медленно спросила она.
Прежде чем ответить, Макс опрокинул содержимое своего стакана в рот. Потом раздраженно произнес:
— Скажем так. Я говорил совершенно серьезно, когда только что цитировал Шекспира.
— Ты имеешь в виду «Укрощение строптивой»?
— Именно.
— «Целуй же. Кэт, меня…» — пробормотала она, потом широко раскрыла глаза, вспомнив продолжение цитаты. — Жениться? — в полной растерянности спросила она. — Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж?
Его лицо исказилось, словно от боли.
— Бог знает почему. Наверное, в прошлой жизни я совершил нечто ужасное, за что мне уготовили такую судьбу в этой жизни.
Констанция вовсе не сочла это заявление странным или обидным. Сердце замерло у нее в груди.
— Я никогда не перестану говорить за тебя, — сказала она, удивляясь нелепости такого заявления в подобную минуту.
— Не сомневаюсь. Однако я нашел надежный способ заставить тебя замолчать. — Улыбка появилась в глубине его глаз, тронула уголки губ. — Итак, мисс Дункан, вы выйдете за меня замуж?
— Интересно, а что же такого я сотворила в прошлой жизни? — пробормотала она задумчиво, постукивая по губам кончиками пальцев.
— Это твой ответ?
Она кивнула. Другого ответа и быть не могло. Они были созданы друг для друга. Констанция любила его, даже когда проклинала за высокомерие и упрямство. И знала, что Макс чувствует то же самое. Эта острота чувств, которую они разделяли, и делала их идеальными партнерами. Она никогда не согласилась бы выйти замуж за кого-нибудь другого. Никто не мог сравниться с Максом. Когда она была моложе, она смогла бы жить в любви и согласии с Дугласом, в этом Констанция была уверена. Но она также знала, что теперь, после смерти Дугласа и ее матери, она стала совершенно другой. Как странно судьба играет человеком. Даже явно не признаваясь себе в этом, она давно уже подсознательно чувствовала, что никогда не будет счастлива ни с кем, кроме Макса. Но она не верила, что это когда-нибудь произойдет, потому что единственный вопрос, взгляды на который у них не совпадали, был решающим. И здесь не было места компромиссам.
Она с трудом произнесла, чувствуя, что губит еще не распустившийся цветок:
— А что насчет твоей карьеры? Я не могу бросить свою работу в союзе.
Макс, который отошел к боковому столику, чтобы поставить свой стакан на поднос, оглянулся.