Данные размышления оказались слишком сложными для тренированного сержантского ума. Поэтому после некоторых размышлений сержант просто констатировал:

— Их все нет и нет.

— Ну и хорошо. Лучше пусть не будет их, чем не станет нас.

— Но, сэр, солнце ведь уже взошло.

Командир посмотрел на свою тень. День в самом разгаре, а песок, по загадочному милосердию судьбы, все еще не пропитан его, командирской, кровью. Командир достаточно долго занимался умиротворением непокорных клатчских племен, и последнее время его терзал один простой вопрос: почему всякое умиротворение неизменно сопровождается кровопролитием? А еще на собственном горьком опыте он научился никогда не произносить фраз навроде «Слишком все спокойно, не нравится мне это». Слишком спокойно быть не может.

— А вдруг, они снялись с лагеря ночью? — предположил сержант.

— Это не похоже на д'рыгов. Они никогда не бегут. И кстати, вон их шатры.

— Так почему бы нам на них не напасть, сэр?

— Ты ведь прежде никогда не воевал с д'рыгами, а, сержант?

— Никогда, сэр. Но я участвовал в умиротворении чокнутых саватаров в Ухистане, так вот они…

— Д'рыги куда хуже, сержант. В ответ они могут так тебя умиротворить, что мало не покажется.

— Но я даже не успел рассказать, какими чокнутыми эти саватары были, сэр.

— Поверь мне, по сравнению с д'рыгами они просто слегка неуравновешенные.

Сержант почувствовал, что его репутация и опыт ставятся под сомнение.

— Может, я возьму несколько человек и разведаю обстановку, сэр?

Командир еще раз посмотрел на солнце. От жары уже трудно было дышать.

— Ну что ж, ОТЛИЧНО. Идем.

Клатчцы двинулись к лагерю. Вот шатры, вот потухшие костры. Но ни верблюдов, ни лошадей — одна лишь длинная утрамбованная тропа, вьющаяся среди дюн и уходящая прочь.

Боевой дух несколько поднялся. Нападение на опасного врага в его отсутствие — одна из наиболее привлекательных форм ведения войны. Можно вволю порассуждать на тему везучести д'рыгов, которые вовремя смылись, и дать волю фантазии, представляя себе, «что бы мы с ними сделали, попадись они нам»…

— А это что такое? — прервал размышления командира сержант.

Среди дюн показалась фигура на верблюде. Белые одежды человека хлопали на ветру.

Поравнявшись с клатчцами, человек соскочил с верблюда и приветственно помахал рукой.

— Доброе утро, господа! Могу я предложить вам сдаться?

— А ты кто такой?

— Капитан Моркоу, сэр. Но если вы будете столько любезны и сложите оружие, никто не пострадает.

Командир посмотрел за спину говорящего. Вершины дюн топорщились разной формы холмиками. Затем на вид неживые холмики распрямились и оказались очень даже живыми людьми.

— Это… д'рыги, сэр! — воскликнул сержант.

— Нет. Д'рыги уже давно бросились бы в атаку, сержант.

— О, прошу прощения. Сказать им, чтобы бросились в атаку? — вежливо предложил Моркоу. — Вы это предпочитаете?

Теперь уже д'рыгами были усеяны все дюны. Восходящее все выше солнце ярко отражалось от начищенных клинков.

— Ты хочешь сказать, — медленно начал командир, — что ты убедил д'рыгов не атаковать?

— Задача была не из легких, но в итоге, мне кажется, они уловили мою мысль, — кивнул Моркоу.

Командир трезво оценил обстановку. Д'рыги повсюду. Окруженный ими, его отряд представляет собой жалкую кучку жмущихся друг к другу людей. А этот рыжий голубоглазый человек дружески ему улыбается.

— А как они смотрят на милосердное обращение с пленными? — отважился поинтересоваться он.

— Полагаю, в случае достаточной настойчивости с моей стороны они поймут и это.

Командир опять бросил взгляд на молчаливых д'рыгов.

— Но почему? — вдруг спросил он. — ПОЧЕМУ они не вступают в бой?

— Мой шеф считает, что лишние потери нам ни к чему, сэр, — ответил Моркоу. — Это командор Ваймс, сэр. Вон на той дюне.

— Ты можешь уговорить д'рыгов не нападать, и ты здесь не самый главный?

— Совершенно верно, сэр. Мой шеф относится к происходящему как к обычной операции по зачистке неблагополучных районов.

Командир сглотнул.

— Мы сдаемся, — сказал он.

— Что, просто так, сэр? — не понял сержант. — Без боя?

— ДА, сержант. Без боя. Этот человек в состоянии повернуть воду вспять, и у него еще есть командор. Я не могу устоять перед этим искушением. Я воюю десять лет и все время мечтал только об одном: сдаться без боя.

Большая капля упала с железного потолка Лодки на листок бумаги перед Леонардом Щеботанским. Тот смахнул каплю рукавом. Другой человек, дожидаясь неизвестно чего в железно-деревянной коробке под неприглядной чужеземной пристанью, заскучал бы, но Леонард не знал, что такое скука.

Рассеянными движениями карандаша он вычерчивал схему новой вентиляционной системы. А потом его рука принялась двигаться как будто сама собой, словно следуя неким неведомым, спрятанным в глубинах его головы инструкциям. Леонард спокойно наблюдал за ней. Постепенно на бумаге появилась Лодка в разрезе, только ее увеличенная, усовершенствованная версия. Здесь, здесь и еще здесь… вместо педалей будут скамьи для гребцов, для нескольких сотен мускулистых — его карандаш добавил необходимые детали — и не обремененных лишней одеждой молодых воинов. Это будет судно, способное невидимым проплывать под днищами других кораблей, способное доставить тебя, куда ты захочешь. А вот ЗДЕСЬ, прикрепленная к кровле, расположится гигантская пила — при достаточной скорости ею можно будет распиливать напополам вражеские суда. А вот ЗДЕСЬ и вот ЗДЕСЬ установим специальные трубы, они…

Прервавшись, Леонард некоторое время разглядывал свое творение. А потом, вздохнув, принялся рвать листок на мелкие клочки.

Ваймс внимательно следил за происходящим со своей дюны. Слышно было не очень хорошо — впрочем, этого и не требовалось.

Рядом присела Ангва.

— Похоже, получается, сэр?

— Да.

— А что он будет делать дальше?

— Думаю, заберет у них оружие и отпустит на все четыре стороны.

— И почему только люди слушаются его?.. — задумчиво произнесла Ангва.

— Ну, ты ведь его девушка, ты должна…

— Это другое. Я люблю его, потому что он добрый, просто добрый, без всяких на то причин. Он не похож на других людей, которые только и думают что о себе и озабочены только своими делами. Если он совершает добрый поступок, то лишь потому, что сам решил так поступить, а не потому, что хочет быть похожим на кого-то. Он такой простой, такой обычный. И потом, я ведь волк, который живет среди людей, а для волков, которые живут среди людей, есть свое, особое имя. Свистни он — и я прибегу.